ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА

Глава 0

Введение к Евангелию от Иоанна

Евангелие с орлиного взгляда

Многие христиане считают Евангелие от Иоанна самой драгоценной книгой Нового Завета. Эта книга особым образом питает их умы и успокаивает их сердца. Авторов Евангелий часто изображают символически в виде четырех зверей, которых автор Откровения видел вокруг престола (Отк. 4,7). Различные традиции приписывают евангелистам разные символы, но в большинстве случаев принято считать, что человек - это символ евангелиста Марка, чье Евангелие можно назвать самым незамысловатым, самым простым и самым человечным; лев - символ евангелиста Матфея, потому что он, как никто другой, видел в Иисусе Мессию и "льва из колена Иуды"; телец (вол) - символ евангелиста Луки, потому что это животное использовали и для служения и для жертвоприношения, а он видел в Иисусе великого слугу людей и универсальную жертву за все человечество. Иоанн же удостоился получить символ орла, поскольку из всех живых существ только орел может смотреть прямо на солнце, не будучи ослепленным. Иоанну действительно было дано проникать в вечные тайны, вечные истины и в самые мысли Бога. У него самый проницательный взгляд из всех новозаветных авторов. Многие люди считают, что они ближе всего к Богу и к Иисусу Христу, когда читают Евангелие от Иоанна, а не какую-либо другую книгу.

Евангелие, отличающееся от других

Стоит только бегло прочитать четвертое Евангелие, чтобы увидеть, что оно отличается от трех других: в нем нет многих событий, которые включены в остальные три. В четвертом Евангелии ничего не сказано о рождении Иисуса, о Его крещении, о Его искушениях, в нем ничего не сказано о Тайной Вечере, о Гефсиманском саде и о Вознесении. В нем не говорится об исцелении людей, одержимых бесами и злыми духами, и, удивительнее всего, в нем нет ни одной притчи Иисуса, которые являются бесценной частью остальных трех Евангелий. В трех Евангелиях Иисус постоянно говорит этими чудесными притчами, и легко запоминающимися, короткими, выразительными предложениями. А в четвертом Евангелии речи Иисуса занимают иногда целую главу и часто представляют собой сложные, изобилующие доказательствами заявления, совершенно отличные от тех сжатых, незабываемых изречений в других трех Евангелиях.

Еще более удивительно, что факты из жизни и служения Иисуса, приведенные в четвертом Евангелии, отличаются от того, что приведено в других Евангелиях.

1. В Евангелии от Иоанна иначе изложено начало служения Иисуса. В других трех Евангелиях совершенно ясно сказано, что Иисус начал выступать с проповедями лишь после заключения в темницу Иоанна Крестителя. "После же того, как предан был Иоанн, пришел Иисус в Галилею, проповедуя Евангелие Царства Божия (Мар. 1,14; Лук. 3,18.20; Мат. 4,12). По Евангелию от Иоанна же выходит, что был довольно длительный период, когда проповедование Иисуса совпадало с деятельностью Иоанна Крестителя (Иоан. 3,22-30; 4,1.2).

2. В Евангелии от Иоанна иначе представлена область, в которой проповедовал Иисус. В других трех Евангелиях главной областью проповедования была Галилея и в Иерусалиме Иисус не был до последней недели своей жизни. Согласно Евангелию от Иоанна Иисус большей частью проповедовал в Иерусалиме и Иудее и лишь эпизодически заходил в Галилею (Иоан. 2,1-13; 4,35-51; 6,1-7,14). По Иоанну Иисус находился в Иерусалиме на Пасху, что совпало с очищением Храма (Иоан. 2,13); во время неназванного праздника (Иоан. 5,1); во время праздника Кущей (Иоан. 7,2.10). Он был там зимой, во время праздника Обновления (Иоан. 10,22). Согласно четвертому Евангелию, Иисус после этого праздника вообще больше не покидал Иерусалима; после главы 10 Он все время находился в Иерусалиме. Это значит, что Иисус оставался там в течение многих месяцев, от зимнего праздника Обновления до весны, до Пасхи, во время которой он был распят.

Надо сказать, что именно этот факт получил в Евангелии от Иоанна правильное отражение. Из других Евангелий видно, как Иисус сокрушался о судьбе Иерусалима, когда наступила последняя неделя. "Иерусалим, Иерусалим избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз Я хотел собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!" (Мат. 23,37; Лук. 13,34). Совершенно очевидно, что Иисус не мог сказать такое, если бы Он не побывал несколько раз в Иерусалиме и не обращался неоднократно к его жителям. С первого Своего посещения Он не мог бы сказать этого.

Именно это различие позволило "отцу истории Церкви" Евсевию (263-340 гг.), епископу из Кесарии Палестинской и автору древнейшей истории Церкви от рождества Христова до 324 г., предложить одно из первых объяснений отличия четвертого Евангелия от остальных трех. Евсевий заявил, что в его время (около 300-го г.), многие ученые-богословы придерживаясь такого взгляда: первым проповедовал иудеям Матфей, но настало время, когда он должен был пойти проповедовать и другим народам; перед тем, как отправиться в путь, он записал все, что он знал о жизни Христа, на древнееврейском языке и "таким образом облегчил потерю тем, кого он должен был оставить". После того, как Марк и Лука написали свои Евангелия, Иоанн все еще изустно проповедовал историю жизни Иисуса. "Наконец он приступил к ее описанию и вот почему. Когда упомянутые три Евангелия стали доступны всем и дошли до него тоже, говорят, что он одобрил их и подтвердил их истинность, но добавил, что в них отсутствовал рассказ о деяниях, совершенных Иисусом в самом начале Его служения... И потому, говорят, Иоанн описал в своем Евангелии период, опущенный ранними евангелистами, т.е. деяния, совершенные Спасителем в период до заключения в темницу Иоанна Крестителя..., а остальные три евангелиста описывают события, имевшие место после этого времени. Евангелие от Иоанна - это повествование о первых деяниях Христа, тогда как в других повествуется о позднейшей Его жизни" (Евсевий, "История Церкви" 5,24).

Следовательно, согласно Евсевию, вообще не существует никакого противоречия между четвертым и остальными тремя Евангелиями. Все различие объясняется тем, что в четвертом Евангелии, по крайней мере, в первых главах, повествуется о служении Христа в Иерусалиме, которое предшествовало Его проповеди в Галилее и происходило тогда, когда Иоанн Креститель еще находился на свободе. Вполне возможно, что это объяснение Евсевия, по крайней мере, в некоторой части, справедливо.

3. По Иоанну и длительность служения Иисуса была другой. Из остальных трех Евангелий вытекает, что оно длилось всего один год. На все время служения приходится всего одна Пасха. В Евангелии от Иоанна же три Пасхи: одна совпадает с очищением Храма (Иоан. 2,13); другая где-то совпадает со временем насыщения пяти тысяч (Иоан. 6,4); и, наконец, последняя Пасха, когда Иисус был распят. По Иоанну служение Христа должно длиться около трех лет, чтобы можно было расположить во времени все эти события. И опять же Иоанн несомненно прав: оказывается это же видно при внимательном чтении остальных трех Евангелий. Когда ученики срывали колосья (Мар. 2,23), должно быть, была весна. Когда были насыщены пять тысяч - они расселись на зеленой траве (Мар. 6,39), следовательно, снова была весна, и между этими двумя событиями должен был пройти год. За этим следует путешествие через Тир и Сидон и Преображение. На горе Преображения Петр хотел построить три кущи и остаться там. совершенно естественно предположить, что это было во время праздника Поставления Кущей, почему Петр и предложил это сделать (Мар. 9,5), то есть в начале октября. После этого следует период до последней Пасхи в апреле. Тем самым, из изложенного в трех Евангелиях можно вывести, что служение Иисуса продолжалось так же три года, как это представлено и у Иоанна.

4. Но у Иоанна имеются и существенные отличия от трех других Евангелий. Вот два примечательных примера. Во-первых, у Иоанна очищение Храма отнесено к началу служения Иисуса (Иоан. 2,13-22), тогда как другие евангелисты помещают его в конец (Мар. 11,15-17; Мат. 21,12.13; Лук. 19,45.46). Во-вторых, Иоанн относит Распятие Христа на день, предшествовавший Пасхе, тогда как другие евангелисты относят его на самый день Пасхи.

Мы вовсе не должны закрывать глаза на различия, существующие между Евангелием от Иоанна, с одной стороны, и остальными Евангелиями с другой.

Особые познания Иоанна

Совершенно очевидно, что если Евангелие от Иоанна отличается от других евангелистов, то это не из-за незнания или отсутствия информации. Хотя он и не упоминает многого из того, что приводят остальные, он приводит многое такое, чего у них нет. Только Иоанн рассказывает о брачном пире в Кане Галилейской (2,1-11); о посещении Иисуса Никодимом (3,1-17); о самарянке (4); о воскресении Лазаря (11); о том, как Иисус мыл ноги Своим ученикам (13,1-17); о Его прекрасном учении о Святом Духе, Утешителе, рассыпанном в главах (14-17). Лишь в повествовании Иоанна действительно оживают перед нашими глазами многие ученики Иисуса и мы слышим речь Фомы (11,16; 14,5; 20,24-29), а Андрей становится подлинной личностью (1,40.41; 6,8.9; 12,22). Только у Иоанна узнаем мы нечто о характере Филиппа (6,5-7; 14,8.9); слышим злой протест Иуды при помазании миром Иисуса в Вифании (12,4.5). И надо отметить, что, как ни странно, эти мелкие штрихи открывают нам поразительно многое.

Портреты Фомы, Андрея и Филиппа в Евангелии от Иоанна подобны маленьким камеям или виньеткам, в которых незабываемо набросан характер каждого из них.

Далее, у евангелиста Иоанна мы снова и снова встречаем мелкие дополнительные детали, которые читаются как свидетельства очевидца: мальчик принес Иисусу не просто хлебы, а ячменные хлебы (6,9); когда Иисус пришел к ученикам, пересекавшим в шторм озеро, они проплыли около двадцати пяти или тридцати стадий (6,19); в Кане Галилейской было шесть каменных водоносов (2,6). Только у Иоанна говорится о четырех солдатах, бросавших жребий из-за цельнотканой одежды Иисуса (19,23); только он знает, сколько смеси смирны и алое было использовано для помазания тела Иисуса (19,39); только он помнит, как во время помазания Иисуса в Вифании дом наполнился благоуханием (12,3). Многое из этого кажется на первый взгляд незначительными деталями и они остались бы непонятными, если бы не были воспоминаниями очевидца.

Как бы ни отличалось Евангелие от Иоанна от остальных Евангелий, это отличие надо объяснять не незнанием, а как раз тем, что у Иоанна было больше знаний, или он располагал лучшими источниками, или же лучшей памятью, чем остальные.

Другим доказательством того, что автор четвертого Евангелия обладал особой информацией, является то, что он очень хорошо знал Палестину и Иерусалим. Он знает как долго строился иерусалимский Храм (2,20); что иудеи и самаряне постоянно конфликтовали (4,9); что иудеи держались невысокого мнения о женщине (4,9); как иудеи смотрели на субботу (5,10; 7,21-23; 9,14). Он хорошо знает Палестину: он знает две Вифании, одна из которых находилась за Иорданом (1,28; 12,1); он знает, что из Вифсаиды были некоторые из учеников (1,44; 12,21); что Кана находится в Галилее (2,1; 4,46; 21,2); что город Сихарь находится недалеко от Сихема (4,5). Он, как говорится, знал в Иерусалиме каждую улицу. Он знает овечьи ворота и купальню около них (5,2); он знает купальню Силоам (9,7); притвор Соломона (9,23); поток Кедрон (18,1); Лифостротон, что по-еврейски Гаввафа (9,13); Голгофу, похожую на череп (место Лобное, 19,17). Надо помнить, что в 70 г. Иерусалим был разрушен, а Иоанн начал писать свое Евангелие не ранее 100-го г. и, тем не менее, он помнил в Иерусалиме все.

Обстоятельства, в которых писал Иоанн

Мы уже видели, что есть большое различие между четвертым Евангелием и остальными тремя Евангелиями, и мы видели, что причиной этому никак не могла быть неосведомленность Иоанна, и потому мы должны спросить себя: "Какую же цель преследовал он, когда писал свое Евангелие?" Если мы уясним себе это, мы выясним, почему он отобрал именно эти факты и почему он их показал именно так.

Четвертое Евангелие было написано в Ефесе около 100-го года. К этому времени в христианской Церкви наметились две особенности. Во-первых, христианство пришло в языческий мир. К тому времени христианская Церковь перестала носить в основном иудейский характер: большинство приходивших в нее членов происходили не из иудейской, а из эллинистической культуры, и потому Церковь должна была заявить о себе по-новому. Это вовсе не значит, что нужно было изменить христианские истины; просто их нужно было выразить по-новому.

Возьмем хотя бы такой пример. Допустим, грек принялся читать Евангелие от Матфея, но как только он открывал его, он наталкивался на длинную родословную. Родословные были понятным делом для иудеев, но были совершенно непонятны грекам. Читая, грек видит, что Иисус был сыном Давида - царя, о котором греки никогда не слыхали, который к тому же был символом расовых и националистических чаяний иудеев, которые нисколько не волновали этого грека. Этот грек сталкивается с таким понятием, как Мессия, и опять же он никогда прежде не слышал этого слова. А обязательно ли нужно греку, решившему стать христианином, полностью перестраивать свой образ мышления и вживаться в иудейские категории? Должен ли он, прежде чем он может стать христианином, выучить добрую часть иудейской истории и иудейской апокалипсической литературы, в которой рассказывается о пришествии Мессии. Как выразился английский богослов Гудспид: "Разве не мог он познакомиться непосредственно с сокровищами христианского спасения, не погрязнув навечно в иудаизме? Нужно ли было ему расставаться со своим интеллектуальным наследием и начинать думать исключительно в иудейских категориях и иудейскими понятиями?"

Иоанн подходит к этому вопросу честно и прямо: он нашел одно из величайших решений, которые когда-либо приходили кому-либо в голову. Позже, в комментарии, мы намного полнее рассмотрим решение Иоанна, а сейчас лишь коротко остановимся на нем. У греков было два великих философских понятия.

а) Во-первых, у них было понятие Логоса. В греческом оно имеет два значения: слово (речь) и смысл (понятие, причина). Иудеи хорошо знали о всесильном слове Божием. "И сказал Бог: да будет свет. И стал свет" (Быт. 1,3). А грекам хорошо была известна идея причины. Греки смотрели на мир и видели в нем удивительный и надежный порядок: ночь и день неизменно меняются в строгом порядке; времена года неизменно следуют друг за другом, звезды и планеты движутся по неизменным орбитам - у природы есть свои неизменные законы. Откуда этот порядок, кто создал его? На это греки отвечали уверенно: Логос, Божественный разум создал этот величественный мировой порядок. "А что дает человеку способность думать, рассуждать и знать?" - спрашивали себя греки дальше. И опять же уверенно отвечали: Логос, Божественный разум пребывающий в человеке, делает его мыслящим.

Евангелие от Иоанна как бы говорит: "Всю жизнь ваше воображение поражал этот великий, направляющий и сдерживающий Божественный разум. Божественный разум пришел на землю во Христе, в облике человеческом. Взгляните на Него и вы увидите, что это такое - Божественный разум и Божественная воля". Евангелие от Иоанна дало новое понятие, в котором греки могли мыслить об Иисусе, в котором Иисус был представлен как Бог, выступающий в облике человеческом.

б) У греков была теория о двух мирах. Один мир - это тот, в котором мы живем. Это был, по их представлениям, в некотором смысле прекрасный мир, но это был мир теней и копий, нереальный мир. Другой же был реальный мир, в котором пребывают вечно великие реальности, от которого земной мир лишь бледная и бедная копия. Мир невидимый был для греков реальным миром, а мир видимый - лишь тенью и нереальностью.

Греческий философ Платон систематизировал это представление в своем учении о формах или идеях. Он считал, что в мире невидимом есть совершенные бестелесные прообразы всех вещей, а все вещи и предметы этого мира являются лишь тенями и копиями этих извечных прообразов. Попросту говоря, Платон считал, что где-то существует прообраз, идея стола, причем все столы на земле представляют собой лишь несовершенные копии этого прообраза стола. А самая великая реальность, высшая идея, прообраз всех прообразов и форма всех форм есть Бог. Оставалось, однако, решить вопрос о том, как попасть в этот реальный мир, как уйти от наших теней к вечным истинам. И Иоанн заявляет, что именно эту возможность дает нам Иисус Христос. Он Сам есть реальность, пришедшая к нам на землю. В греческом языке для передачи понятия реальный в этом смысле употребляется слово алефейнос, которое очень близко связано со словом алефес, что значит истинный, подлинный и алефейа, что значит истина. В Библии греческое алефейнос переведено как истинный, но было бы правильно также перевести его как реальный. Иисус - реальный свет (1,9). Иисус - реальный хлеб (6,32); Иисус - реальная виноградная лоза (15,1); суд Христа - реален (8,16). Один Иисус реален в нашем мире теней и несовершенств.

Из этого следуют некоторые выводы. Каждое деяние Иисуса было не только действием во времени, но и представляет собой окно, через которое мы можем видеть реальность. Именно это имеет в виду евангелист Иоанн, когда он говорит о совершенных Иисусом чудесах, как о знаках (семейа). Чудесные свершения Иисуса не просто чудесны, они представляют собой окна, открытые в реальность, которая есть Бог. Именно этим объясняется тот факт, что Евангелие от Иоанна передает совершенно иначе, нежели остальные три евангелиста, истории о совершенных Иисусом чудесах.

а) В четвертом Евангелии не чувствуется того оттенка сострадания, который присутствует в рассказах о чудесах во всех других Евангелиях. В других Евангелиях Иисус умилостивился над прокаженным (Мар. 1,41); сочувствует Иаиру (Мар. 5,22) и отцу страдающего эпилепсией мальчика (Мар. 9,19). Лука, когда Иисус воскресил сына вдовы из города Наин, прибавляет с бесконечной нежностью "и отдал его Иисус матери его" (Лук. 7,15). А в Евангелии от Иоанна чудеса Иисуса не столько акты сострадания, сколько демонстрация славы Христа. Так Иоанн комментирует после чуда, совершенного в Кане Галилейской: "Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу Свою" (2,11). Воскрешение Лазаря произошло "к славе Божией" (11,4). Слепота слепорожденного существовала "чтобы на нем явились дела Божий" (9,3). Иоанн не хочет сказать, что в чудесах Иисуса не было любви и сострадания, но он в первую очередь видел в каждом чуде Христа славу Божественной реальности, врывающейся во время и в человеческие дела.

б) В четвертом Евангелии чудеса Иисуса часто сопровождаются длинными рассуждениями. За описанием насыщения пяти тысяч идет длинное рассуждение о хлебе жизни (гл. 6); исцелению слепорожденного предшествует высказывание Иисуса о том, что Он - свет миру (гл. 9); воскрешению Лазаря предшествует фраза Иисуса о том, что Он есть воскресение и жизнь (гл. 11). В глазах Иоанна чудеса Иисуса не просто единичные акты во времени, они - возможность видеть то, что Бог делает всегда, и возможность видеть, как поступает Иисус всегда: они есть окна в Божественную реальность. Иисус не просто накормил однажды пять тысяч - это было иллюстрацией того факта, что Он навечно реальный хлеб жизни; Иисус не просто однажды открыл глаза слепому: Он - навечно свет миру. Иисус не просто однажды воскресил из мертвых Лазаря - Он навечно и для всех воскресение и жизнь. Чудо никогда не представлялось Иоанну изолированным актом - оно всегда было для него окном в реальность того, Кем Иисус всегда был и есть, того, что Он всегда делал и делает.

Опираясь именно на это, великий ученый Климент Александрийский (около 230 г.) сделал одно из самых известных заключений о происхождении четвертого Евангелия и о цели его написания. Он считал, что сперва были написаны Евангелия, в которых приведены родословные, то есть Евангелия от Луки и от Матфея, после этого Марк написал свое Евангелие по просьбе многих, слышавших проповеди Петра, и включил в него те материалы, которые использовал в своих проповедях Петр. И лишь после этого "самым последним, Иоанн, увидев, что все связанное с материальными аспектами проповедей и учения Иисуса, получило надлежащее отражение, и побуждаемый своими друзьями и вдохновленный Святым Духом, написал духовное Евангелие (Евсевий, "История Церкви", 6,14). Климент Александрийский хочет тем самым сказать, что Иоанна интересовали не столько факты, сколько их смысл и значение, что он искал не факты, а истину. Иоанн видел в деяниях Иисуса не просто события, протекавшие во времени; он видел в них окна в вечность, и подчеркивал духовное значение слов и деяний Иисуса, чего никто другой из евангелистов даже не попытался сделать.

Это заключение о четвертом Евангелии до сего дня остается одним из самых правильных. Иоанн написал не историческое, а духовное Евангелие.

Таким образом, в Евангелии от Иоанна Иисус представлен как сошедший на землю воплощенный Божественный разум и как Единственный, обладающий реальностью и способный вывести людей из мира теней в мир реальный, о котором мечтали Платон и великие греки. Христианство, облаченное когда-то в иудейские категории, обрело величие греческого мировоззрения.

Возникновение ересей

В то время, когда писалось четвертое Евангелие, перед Церковью стояла одна важная проблема - возникновение ереси. Прошло уже семьдесят лет с тех пор, как Иисус Христос был распят. За это время Церковь превратилась в стройную организацию; вырабатывались и устанавливались богословские теории и кредо веры, мысли человеческие неизбежно бродили и сбивались с пути истинного и возникали ереси. А ересь редко бывает совершенной ложью. Она возникает обычно вследствие особенного подчеркивания одного аспекта истины. Мы видим, по крайней мере, две ереси, который автор четвертого Евангелия стремился опровергнуть.

а) Были такие христиане, по крайней мере, среди иудеев, которые ставили слишком высоко Иоанна Крестителя. В нем было нечто такое, что очень привлекало иудеев. Он был последним из пророков и он говорил голосом пророка, нам известно, что в позднейшие времена в ортодоксальном иудаизме официально существовала признанная секта последователей Иоанна Крестителя. В Деян. 19.1-7 мы встречаем небольшую группу людей из двенадцати человек, члены которой принадлежали к христианской Церкви, но были крещены лишь Иоанновым крещением.

Автор четвертого Евангелия снова и снова спокойно, но твердо, ставит Иоанна Крестителя на надлежащее место. Иоанн Креститель сам неоднократно утверждал, что он не претендует на высшее место и не имеет на него права, но безоговорочно уступал это место Иисусу. Мы уже видели, что по другим Евангелиям служение и проповедование Иисуса началось только после того, как Иоанн Креститель был посажен в темницу, а в четвертом Евангелии говорится о времени, когда служение Иисуса совпадало с проповедованием Иоанна Крестителя. Вполне возможно, что автор четвертого Евангелия вполне сознательно воспользовался этим доводом, чтобы показать, что Иисус и Иоанн действительно встречались и что Иоанн воспользовался этими встречами, чтобы признать и побудить других признать превосходство Иисуса. Автор четвертого Евангелия подчеркивает, что Иоанн Креститель "не был свет" (18) и он сам совершенно определенно отрицал наличие у него каких-либо притязаний быть Мессией (1,20 и сл.; З,28; 4,1; 10,41) и что нельзя даже допускать, будто он нес более важное свидетельство (5,36). В четвертом Евангелии нет критики Иоанна Крестителя; в нем есть упрек тем, кто отводит ему место, которое принадлежит Иисусу, и лишь Ему Одному.

б) Кроме того, в эпоху написания четвертого Евангелия получила широкое распространение ересь, известная под общим названием гностицизм. Если мы не разберемся в нем подробно, мы не заметим доброй доли величия евангелиста Иоанна и упустим определенный аспект стоявшей перед ним задачи. В основе гностицизма лежало учение о том, что материя по существу своему порочна и пагубна, а дух по существу своему благ. Гностики поэтому делали вывод, что Бог Сам не мог касаться материи и, потому, Он не создавал мира. Он, по их мнению, испускал серию эманации (излучений), каждое из которых было все дальше и дальше от Него, пока, наконец, одно из этих излучений оказалось настолько далеким от Него, что оно могло соприкоснуться с материей. Вот эта-то эманация (излучение) и была создателем мира.

Эта идея, сама по себе достаточно порочная, была еще больше испорчена одним дополнением: каждая из этих эманации, по мнению гностиков, знала все меньше и меньше о Боге, пока однажды не настал такой момент, когда эти эманации не только совершенно потеряли знание Бога, но и стали совершенно враждебны Ему. И потому гностики в конце концов, сделали заключение, что бог-создатель не только был совершенно отличен от реального Бога, но и совершенно чужд ему и враждебно к Нему настроен. Один из лидеров гностиков Церинтий говорил, что "мир был сотворен не Богом, а некоей силой очень далекой от Него".

Гностики следовательно считали, что Бог вообще не имеет никакого отношения к сотворению мира. Вот потому то Иоанн и начинает свое Евангелие звучным заявлением: "Все чрез Него начало быть и без Него ничто не начало быть, что начало быть" (1,3). Вот почему Иоанн настаивает на том, что "так возлюбил Бог мир" (3,16). Перед лицом гностицизма, который так отдалял Бога и обращал Его в существо, которое вообще не могло иметь ничего общего с миром, Иоанн представил христианскую концепцию Бога, Который сотворил мир и Чье присутствие наполняет мир, который Он сотворил.

Теория гностиков оказывала влияние и на их идею об Иисусе.

а) Одни гностики считали, что Иисус - одна из этих эманаций, которые излучал Бог. Они считали, что Он никак не связан с Божественностью, что Он - своего рода полубог, удаленный от подлинного реального Бога, что Он - всего лишь одно из существ, стоящих между Богом и миром.

б) Другие гностики считали, что у Иисуса не было настоящего тела: тело - это плоть, а Бог не может, по их мнению, коснуться материи, и потому Иисус был своего рода призраком, не имевшим реального тела и настоящей крови. Они, например, считали, что когда Иисус ступал по земле, Он не оставлял никаких следов, потому что Его тело не имело ни веса, ни вещества. Они бы никогда не могли сказать: "И Слово стало плотью" (1,14). Выдающийся отец западной церкви Аврелий Августин (354-430 гг.), епископ Иппонийский, рассказывает, что он много читал современных ему философов и нашел, что много у них очень похоже на то, что написано в Новом Завете, но, говорит он: "Я не нашел у них такой фразы: "Слово стало плотью и обитало с нами". Вот почему Иоанн в своем первом послании настаивал на том, что Иисус пришел во плоти, и заявил, что всякий, кто отрицает это, движим духом антихриста (1 Иоан. 4,3). Эта ересь известна под именем докетизм. Это слово происходит от греческого докейн, что значит казаться, и ересь называется так потому, что ее последователи считали, что людям лишь казалось, будто Иисус был человеком.

в) Некоторые гностики придерживались разновидности этой ереси: они считали, что Иисус был человек, на которого при его крещении сошел Дух Святой. Этот Дух пребывал в Нем на протяжении всей Его жизни до ее конца, но в виду того, что Дух Божий не может ни страдать, ни умереть, Он покинул Иисуса до того, как Он был распят. Громкий крик Иисуса на кресте они передавали так: "Сила Моя, Сила Моя! Почему ты Меня оставила?" И в своих книгах эти еретики рассказывали о людях, разговаривавших на Елеонской горе с изображением, очень похожем на Него, хотя человек Иисус умирал на кресте.

Таким образом, ереси гностиков выливались в два рода верований: одни не верили в Божественность Иисуса и считали Его одной из эманации, которые излучал Бог, другие же не верили в человеческую сущность Иисуса и считали Его похожим на человека призраком. Верования гностиков разрушали одновременно подлинную Божественность и подлинную человеческую природу Иисуса.

Человеческая природа Иисуса

Иоанн отвечает на эти теории гностиков и именно этим объясняется странная парадоксальность двойных акцентов, которые он ставит в своем Евангелии. Ни в одном другом Евангелии не подчеркивается так ясно истинная человеческая природа Иисуса, как в Евангелии от Иоанна. Иисус был крайне возмущен тем, что люди продавали и покупали в Храме (2,15); Иисус физически устал от долгого пути, усевшись у колодца в Сихаре в Самарии (4,6); ученики предлагали Ему еду так же, как они предлагали бы ее любому голодному человеку (4,3); Иисус сочувствовал тем, кто был голоден, и тем, кто чувствовал страх (6,5.20); Он чувствовал печаль и даже плакал, как это делал бы всякий понесший утрату (11,33.35 -38); когда Иисус был при смерти на кресте, Его запекшиеся губы шептали: "Жажду" (19,28). В четвертом Евангелии мы видим человека, а не тень или призрак. В Иисусе мы видим человека, знавшего усталость изнуренного тела и раны страдающей души. В четвертом Евангелии перед нами подлинно человечный Иисус.

Божественность Иисуса

С другой стороны, ни в одном другом Евангелии не показана так ярко Божественность Иисуса.

а) Иоанн подчеркивает предвечность Иисуса. "Прежде, нежели был Авраам, - сказал Иисус, - Я есмь" (8,58). У Иоанна Иисус говорит о славе, которую Он имел у Отца прежде бытия мира (17,5). Он снова и снова говорит о том, что сошел с небес (6,33-38). Иоанн видел в Иисусе Того, Кто был всегда, даже до сотворения мира.

б) Четвертое Евангелие подчеркивает, как ни одно другое, всеведение Иисуса. Иоанн считает, что Иисус совершенно определенно имел сверхъестественное знание о прошлом самарянки (4,16.17). Совершенно очевидно, что Он знал, как давно был болен человек, лежавший в купальне Вифезда, хотя никто не говорит Ему об этом (5,6); еще не задав Филиппу вопрос, Он уже знал какой получит ответ (6,6); Он знал, что Иуда предаст Его (6,61-64); Он знал о смерти Лазаря еще до того, как ему сказали об этом (11,14). Иоанн видел в Иисусе Того, Кто обладал особым сверхъестественным знанием, независимым от того, что кто-нибудь мог сказать Ему, Ему не нужно было задавать вопросов, потому что Он знал все ответы.

в) В четвертом Евангелии подчеркивается также тот факт, что Иисус всегда поступал совершенно самостоятельно, без всякого влияния на Него со стороны кого-нибудь. Чудо в Кане Галилейской Он совершил по собственной инициативе, а не по просьбе Своей Матери (2,4); побуждения Его братьев не имели никакого отношения к Его посещению Иерусалима во время праздника Кущей (7,10); никто из людей не лишил Его жизни, никто из людей не мог сделать этого. Он отдал Свою жизнь совершенно добровольно (10,18; 19,11). В глазах Иоанна Иисус обладал Божественной независимостью от всякого человеческого влияния. Он был совершенно независим в своих действиях.

Опровергая гностиков и их странные верования, Иоанн неопровержимо показывает как человеческую сущность Иисуса, так и Его Божественность.

Автор четвертого Евангелия

Мы видим, что автор четвертого Евангелия поставил своей целью показать христианскую веру таким образом, чтобы она стала привлекательной для греков, которых уже достигла весть об Иисусе, и, одновременно, выступить против ересей и заблуждений, возникших внутри Церкви. Мы продолжаем спрашивать себя: кто был его автором? Предания единодушно говорят, что автором был апостол Иоанн. Мы увидим, что вне всякого сомнения, за этим Евангелием действительно стоит авторитет Иоанна, хотя вполне возможно, что записал его и придал ему его форму не он. Соберем все, что мы знаем об Иоанне.

Он был младшим из сыновей Зеведея, у которого была рыбачья лодка на Галилейском море и который был достаточно богат, чтобы нанимать на службу наемных рабочих (Мар. 1,19.20). Мать Иоанна звали Саломией и, вполне возможно, что она была сестрой Марии, Матери Иисуса (Мат. 27,56; Мар. 16,1). Иоанн вместе со своим братом Иаковом по призванию Иисуса последовали за Ним (Мар. 1,20).

Складывается впечатление, что Иаков и Иоанн рыбачили вместе с Петром (Лук. 5,7-10). Иоанн принадлежал к ближайшим ученикам Иисуса, потому что список учеников всегда начинается именами Петра, Иакова и Иоанна, а при некоторых великих событиях присутствовали только эти три (Мар. 3,17; 5,37; 9,2; 14,33).

По характеру Иоанн, совершенно очевидно, был беспокойным и честолюбивым человеком. Иисус дал Иоанну и его брату имя Воанергес, что значит сыны Громовые. Иоанн и его брат Иаков были нетерпеливы и выступали против всякого своеволия со стороны других (Мар. 9,38; Лук. 9,49). Темперамент их был столь необуздан, что они были готовы стереть с лица земли самарянскую деревню, потому что там им не оказали гостеприимства, когда они находились на пути в Иерусалим (Лук. 9,54). Или они сами, или мать их Саломия лелеяли честолюбивые замыслы. Они просили Иисуса, чтобы Он, когда получит Свое Царствие, посадил их по правую и левую сторону в славе Своей (Мар. 10,35; Мат. 20,20). В синоптических Евангелиях Иоанн представлен вожаком всех учеников, членом интимного кружка Иисуса, и, тем не менее, крайне честолюбивым и нетерпеливым.

В книге Деяний святых Апостолов Иоанн всегда выступает вместе с Петром, но сам не говорит. Его имя стоит среди первых трех в списке апостолов (Деян. 1,13). Иоанн был вместе с Петром, когда они исцелили хромого около Красных ворот Храма (Деян. 3,1 и сл.). Вместе с Петром его привели и поставили перед Синедрионом и начальниками иудеев; на суде оба вели себя поразительно смело (Деян. 4,1-13). Иоанн отправился вместе с Петром в Самарию проверить сделанное там Филиппом (Деян. 8,14).

В посланиях Павла имя Иоанна упоминается только один раз. В Гал. 2,9 он назван столпом Церкви наряду с Петром и Иаковом, одобрившими действия Павла. Иоанн был сложным человеком: с одной стороны он был одним из вожаков среди апостолов, членом интимного кружка Иисуса - Его ближайших друзей; с другой стороны, он был своенравным, честолюбивым, нетерпеливым и в то же время мужественным человеком.

Мы можем посмотреть, что рассказывали об Иоанне в эпоху молодой Церкви. Евсевий рассказывает, что он был сослан на остров Патмос в царствование римского императора Домициана (Евсевий, "История Церкви", 3,23). Там же Евсевий рассказывает позаимствованную у Климента Александрийского характерную историю об Иоанне. Он стал своего рода епископом Малой Азии и посетил однажды одну из церковных общин вблизи Ефеса. Среди прихожан он заметил стройного и очень красивого юношу. Иоанн обратился к пресвитеру общины и сказал: "Передаю этого юношу под твою ответственность и заботу, и призываю прихожан в свидетели этого".

Пресвитер забрал юношу в свой дом, заботился о нем и наставлял его, и настал день, когда юноша был крещен и принят в общину. Но вскоре после этого он сошелся с плохими друзьями и совершил столько преступлений, что стал, в конце концов, главарем банды убийц и воров. Когда через некоторое время Иоанн снова посетил эту общину, он обратился к пресвитеру: "Восстанови доверие, которое я и Господь оказали тебе и церкви, которой ты руководишь". Пресвитер сперва вовсе не понял, о чем говорит Иоанн. "Я имею в виду, чтобы ты дал отчет о душе юноши, которого я доверил тебе", - сказал Иоанн. "Увы, - ответил пресвитер, - он погиб". "Погиб?" - спросил Иоанн. "Для Бога он погиб, - ответил пресвитер, - он отпал от благодати и был вынужден бежать из города за свои преступления, и теперь он разбойник в горах". И Иоанн отправился прямо в горы, умышленно дал захватить себя бандитам, которые и привели его к юноше, который был теперь главарем банды. Мучимый стыдом, юноша пытался убежать от него, но Иоанн бежал за ним. "Сын мой! - кричал он, - Ты бежишь от своего отца. Я слаб и стар, сжалься надо мною, сын мой; не бойся, еще есть надежда на твое спасение. Я буду защищать тебя пред Господом Иисусом Христом. Если нужно, я с радостью умру за тебя, как Он умер за меня. Остановись, подожди, поверь! Это Христос послал меня к тебе". Такой призыв разбил сердце юноши, он остановился, отбросил свое оружие и зарыдал. Вместе с Иоанном спустился он с горы и вернулся в Церковь и на христианский путь. Здесь мы видим любовь и мужество Иоанна.

Евсевий (3,28) рассказывает еще одну историю об Иоанне, которую он нашел у Иринея (140-202 гг.), ученика Поликарпа Смирнского. Как мы уже отмечали, Церинтий был одним из ведущих гностиков. "Апостол Иоанн однажды пришел в баню, но узнав, что там находится Церинтий, вскочил со своего места и бросился вон, потому что не мог оставаться с ним под одной крышей, и посоветовал своим спутникам поступить так же. "Уйдем, чтобы баня не завалилась, - сказал он, - потому что там внутри находится Церинтий, враг истины". Вот еще один штрих к темпераменту Иоанна: Воанергес еще не умер в нем.

Иоанн Кассиан (360-430 гг.), внесший значительный вклад в развитие учения о благодати и в развитие западноевропейского монашества приводит другую историю об Иоанне. Однажды его нашли играющим с прирученной куропаткой. Более строгий брат упрекнул его в том, что он попусту тратит свое время, на что Иоанн ответил: "Если лук всегда держать натянутым, он скоро перестанет стрелять прямо".

У Иеронима из Далмации (330-419 гг.) есть рассказ о последних словах Иоанна. Когда он был при смерти, ученики спросили его, что бы он хотел сказать им напоследок. "Дети мои, - сказал он, - любите друг друга", и потом повторил это еще раз. "И это все?" спросили его. "Этого достаточно, - сказал Иоанн, - ибо это завет Господа".

Любимый ученик

Если мы тщательно следили за сказанным здесь об апостоле Иоанне, мы должны были заметить одну вещь: всю нашу информацию мы взяли из первых трех Евангелий. Удивительно, что в четвертом Евангелии ни разу не упоминается имя апостола Иоанна. Но зато упоминаются два других человека.

Во-первых, говорится об ученике, которого любил Иисус. Он упоминается четыре раза. Он возлежал у груди Иисуса во время Тайной Вечери (Иоан. 13,23-25); ему на попечение оставил Иисус Матерь Свою, когда умирал на кресте (19,25-27); его и Петра встретила Мария Магдалина по возвращении из пустого гроба в первое утро Пасхи (20,2), и он присутствовал при последнем явлении воскресшего Иисуса своим ученикам на берегу Тивериадского моря (21,20).

Во-вторых, в четвертом Евангелии есть действующее лицо, которое мы назвали бы свидетель, очевидец. Когда в четвертом Евангелии говорится о том, как воин ударил Иисуса копьем в ребра, после чего тотчас истекла кровь и вода, за этим следует комментарий: "И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его; он знает, что говорит истину, дабы вы поверили" (19,35). В конце Евангелия снова говорится о том, что это любимый ученик свидетельствует все это, "и знаем, что истинно свидетельство его" (21,24).

Здесь перед нами довольно странная вещь. В четвертом Евангелии Иоанн никогда не упоминается, а любимый ученик упоминается, и, кроме того, есть особый свидетель, очевидец всей истории. По традиции никогда не возникало сомнения в том, что любимый ученик - это Иоанн. Лишь немногие пытались увидеть в нем Лазаря, ибо сказано, что Иисус любил Лазаря (Иоан. 11,3.5), или богатого молодого человека, о котором говорится, что Иисус, взглянув на него, полюбил его (Мар. 10,21). Но хотя в Евангелии никогда не говорится об этом так подробно, по традиции любимого ученика всегда отождествляли с Иоанном и нет никакой нужды ставить это под сомнения.

Но встает одна очень реальная проблема - если допустить, что Иоанн действительно сам написал Евангелия, стал ли бы он действительно говорить о себе, как об ученике, которого Иисус любил? Захотел ли бы он выделять себя таким образом и как бы заявлять: "Я был Его любимцем, меня Он любил больше всех?" Может показаться маловероятным, чтобы Иоанн сам присвоил себе такой титул. Если он дан другими, это очень приятный титул, если же человек присваивает его себе сам, это граничит почти с невероятным тщеславием.

Может быть тогда это Евангелие было свидетельством Иоанна, но было записано кем-то другим?

Произведение церкви

В наших поисках истины мы начали с того, что отметили выдающиеся и исключительные моменты четвертого Евангелия. Наиболее примечательным моментом являются длинные речи Иисуса, занимающие иногда целые главы, и совершенно отличающиеся от того, как представлен Иисус своими речами в остальных трех Евангелиях. Четвертое Евангелие было написано около 100 г., то есть приблизительно через семьдесят лет после распятия Христа. Можно ли написанное через семьдесят лет считать дословной передачей сказанного Иисусом? Или это пересказ их с добавлением того, что стало более ясным со временем? Будем это помнить и учтем еще следующее.

Среди работ молодой Церкви до нас дошла целая серия отчетов и некоторые из них относятся к написанию четвертого Евангелия. Самый древний из них принадлежит Иринею, который был учеником Поликарпа Смирнского, который, в свою очередь, был учеником Иоанна. Таким образом, между Иринеем и Иоанном существовала прямая связь. Ириней пишет: "Иоанн, ученик Господа, который также опирался на Его грудь, сам опубликовал Евангелие в Ефесе, когда он жил в Асии".

Наводит на мысли слово в этой фразе Иринея, что Иоанн не просто написал Евангелие; он говорит, что Иоанн опубликовал (Екседоке) его в Ефесе. Слово, которое употребил Ириней, наталкивает на мысль, что это была не просто частная публикация, а обнародование какого-то официального документа.

Другой отчет принадлежит Клименту Александрийскому, бывшему в 230 г. руководителем великой богословской школы в Александрии. Он писал: "Самым последним Иоанн, увидев, что все связанное с материальным и телесным, получило надлежащее отражение в Евангелиях, побуждаемый своими друзьями, написал духовное Евангелие".

Здесь большое значение имеет выражение будучи побуждаем своими друзьями. Становится ясно, что четвертое Евангелие - это больше, чем личное произведение одного человека, и что за ним стоит группа, община, церковь. В том же духе читаем о четвертом Евангелии в списке десятого века, который носит название "Кодекс Толетанус", в котором каждая из книг Нового Завета предварена коротким резюме. Относительно четвертого Евангелия там сказано следующее:

"Апостол Иоанн, которого Господь Иисус любил больше всех, последним написал свое Евангелие по просьбе епископов Ассийских против Церинтия и других еретиков".

И здесь снова мысль, что за четвертым Евангелием стоит авторитет группы и Церкви.

А теперь обратимся к очень важному документу, известному как Мураториев Канон - он назван так по имени открывшего его ученого Муратори. Это первый из когда-либо изданных Церковью списков книг Нового Завета, составленные в Риме в 170-м году. В нем не только перечислены книги Нового Завета, но приведены короткие отчеты о происхождении, природе и содержании каждый из них. Большой интерес представляет отчет о том, как было написано четвертое Евангелие: "По просьбе своих друзей-учеников и своих епископов, Иоанн, один из учеников, сказал: "Поститесь со мной три дня от сего, и что бы ни открылось каждому из нас, будь то в пользу моего Евангелия или нет, расскажем это друг другу". В ту же ночь открылось Андрею, что Иоанн должен рассказать все, а ему должны помочь все остальные, которые потом и проверяют все написанное".

Мы не можем согласиться с тем, что апостол Андрей был в Ефесе в 100-м г. (видимо это был другой ученик), но здесь совершенно ясно сказано, что, хотя за четвертым Евангелием стоит авторитет, ум и память апостола Иоанна, оно является произведением не одного человека, а группы.

А теперь мы можем попытаться представить себе, что же произошло. Около 100-го г. в Ефесе вокруг апостола Иоанна была группа людей. Эти люди почитали Иоанна как святого и любили его, как отца: ему в то время, должно быть, было около ста лет. Они мудро рассудили, что было бы очень хорошо, если бы престарелый апостол записал свои воспоминания о тех годах, когда он был вместе с Иисусом.

Но, в конце концов, они сделали много больше. Мы можем представить себе, как они сидят и заново переживают прошлое. Они, должно быть, говорили друг другу: "А помнишь, как Иисус сказал...?" И Иоанн, должно быть, отвечал: "Да, и сейчас мы понимаем, что Иисус хотел этим сказать..." Другими словами, эти люди не только записывали то, что говорил Иисус - это была бы только победа памяти, они записывали и то, что Иисус подразумевал под этим. Их направлял в этом Сам Святой Дух. Иоанн продумал каждое сказанное когда-то Иисусом слово и сделал он это под направляющим руководством столь реального в нем Святого Духа.

Есть одна проповедь, озаглавленная "Чем становится Иисус для человека, который долго знает Его". Это название - отличное определение Иисуса, каким мы Его знаем по четвертому Евангелию. Все это превосходно изложил английский богослов А. Г. Н. Грин-Армитадж в книге "Иоанн, который воочию видел". Евангелие от Марка, говорит он, с его четким изложением фактов из жизни Иисуса, очень удобно для миссионера; Евангелие от Матфея, с его систематическим изложением учения Иисуса, очень удобно для наставника; Евангелие от Луки, с его глубокой симпатией к образу Иисуса, как друга всех людей, очень удобно для приходского священника или проповедника, а Евангелие от Иоанна - это Евангелие для созерцательного ума.

Грин-Армитадж говорит далее об очевидном отличии между Евангелиями от Марка и от Иоанна: "Оба эти Евангелия в некотором смысле одинаковы. Но там, где Марк видит вещи плоско, прямо, буквально, Иоанн видит их тонко, проникновенно, духовно. Можно сказать, что Иоанн освещает строки Евангелия от Марка светильником".

Это отличная характеристика четвертого Евангелия. Вот почему Евангелие от Иоанна является величайшим из всех Евангелий. Его целью была не передача слов Иисуса, как в газетном репортаже, а передача заложенного в них смысла. В нем говорит Воскресший Христос. Евангелие от Иоанна - это скорее Евангелие от Святого Духа. Его написал не Иоанн из Ефеса, его написал Святой Дух через Иоанна.

Записавший Евангелие

Нам нужно ответить еще на один вопрос. Мы уверены в том, что за четвертым Евангелием стоят ум и память апостола Иоанна, но мы видели, что за ним стоит еще свидетель, который написал его, то есть, буквально изложил его на бумаге. Можем мы выяснить, кто это был? Из того, что оставили нам раннехристианские писатели, мы знаем, что в то время в Ефесе было два Иоанна: апостол Иоанн и Иоанн, известный как Иоанн-пресвитер, Иоанн-старейшина.

Папий (70-145 гг.) епископ Иераполя, любивший собирать все, что относится к истории Нового Завета и жизнеописанию Иисуса, оставил нам очень интересную информацию. Он был современником Иоанна. Папий пишет о себе, что он пытался узнать, "что сказал Андрей, или что сказал Петр, или что было сказано Филиппом, Фомой или Иаковом, или Иоанном, или Матфеем или любым из учеников Господа, или что говорят Аристион и пресвитер Иоанн - ученики Господа". В Ефесе были апостол Иоанн и пресвитер Иоанн; причем пресвитер (старейшина) Иоанн был столь любим всеми, что он, в действительности, был известен под именем пресвитер старец, совершенно очевидно, что он занимал особое место в Церкви. Евсевий (263-340 гг.) и Дионисий Великий сообщают, что еще и в их время в Ефесе были две знаменитые могилы: одна - Иоанна апостола, другая - Иоанна-пресвитера.

А теперь обратимся к двум коротким посланиям - Второму и Третьему посланиям апостола Иоанна. Послания эти написаны той же рукою, что и Евангелие, а как они начинаются? Второе послание начинается словами: "Старец избранной госпоже и детям ее" (2 Иоан. 1). Третье послание начинается словами: "Старец - возлюбленному Гаию" (3 Иоан. 1). Вот оно, наше решение. В действительности послания записал Иоанн-пресвитер; в них получили отражение мысли и память престарелого апостола Иоанна, которого Иоанн-пресвитер всегда характеризует словами "ученик, которого любил Иисус".

Дорогое нам Евангелие

Чем больше мы узнаем о четвертом Евангелии, тем дороже оно нам становится. Семьдесят лет Иоанн думал об Иисусе. День за днем Дух Святой открывал ему значение того, что сказал Иисус. И вот, когда у Иоанна за плечами уже был целый век и дни его приближались к концу, он и его друзья уселись и стали вспоминать. Иоанн-пресвитер держал в руке перо, чтобы записывать слова своего наставника и руководителя апостола Иоанна. И последний из апостолов записал не только то, что он услышал от Иисуса, но и то, что как он теперь понимал, Иисус имел в виду. Он помнил, как Иисус сказал: "Еще многое имею сказать вам, но вы теперь не можете вместить. Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину" (Иоан. 16,12.13).

Многое не понял Иоанн тогда, семьдесят лет назад; многое открыл ему за эти семьдесят лет Дух истины. И все это Иоанн записал, хотя для него уже занималась заря вечной славы. Читая это Евангелие, надо помнить что оно поведавшее нам через ум и память апостола Иоанна и через Иоанна-пресвитера подлинные мысли Иисуса. За этим Евангелием стоит вся церковь Ефеса, все святые, последний из апостолов, Святой Дух и Сам Воскресший Христос.

Глава 1

1-18

Слово (Иоан. 1,1-18)

Мы будем изучать этот отрывок подробно и маленькими кусочками, но прежде мы должны постараться понять, что хочет сказать Иоанн, когда он определяет Иисуса как Слово.

Слово стало плотию

Первая глава четвертого Евангелия - это одно из величайших достижений человеческого ума в сфере религиозного мышления.

Довольно скоро перед христианской Церковью встали очень сложные проблемы. Христианство возникло в иудаизме и сперва все члены христианской Церкви были иудеями. По своему человеческому происхождению Иисус был иудеем и Он никогда не был за пределами Палестины, если не считать посещений Тира, Сидона и Десятиградия. Христианство возникло в иудейской среде и потому неизбежно говорило их языком и пользовалось их категориями мышления.

Но хотя оно и зародилось в иудаизме, христианство вскоре вышло в широкий мир. За первые тридцать лет после смерти Иисуса оно прошло по всей Малой Азии и Греции и дошло до Рима. К 60-ому г. на каждого иудея-христианина приходилось, должно быть, сотни христиан-греков. А иудейские категории мышления были совершенно чужды грекам. Возьмем хотя бы этот пример: греки никогда не слышали о Мессии, им не была понятна сама суть чаяний иудеев - приход Мессии. Те понятия, с которыми христиане-иудеи мыслили и представляли себе Иисуса, ничего не говорили грекам. И в этом была проблема - как представлять христианство в греческом мире?

Историк Лекки считал, что развитие и распространение идеи зависит не только от силы, с которой она приходит в жизнь, но и от заложенных в эпохе предпосылок принять эту идею. В задачу христианской Церкви входило создание в греческом мире этих предпосылок для принятия христианской благой вести. Как выразился английский богослов И. Дж. Гудспид, и как уже было упомянуто, перед Церковью встал вопрос: "Нужно ли греку, заинтересованному в христианстве, погрязнуть в иудейских представлениях о Мессии и в иудейском образе мышления, или же можно найти какой-то новый подход, который поведет грека через его собственное историческое прошлое к его уму и сердцу?" Проблема заключалась в том, чтобы представить христианство так, чтобы оно стало понятным грекам.

Около 100-го г. в Ефесе жил человек, который думал над этим. Его звали Иоанн; он жил в греческом городе, он общался с греками, которым иудейские понятия были чужды и непонятны и даже казались странными и грубыми. Как найти способ представить христианство этим грекам так, чтобы они понимали его и приветствовали его? И ему было открыто. Как в иудейском, так и в греческом мировоззрении существовало понятие слова. Вот его-то можно было употребить так, чтобы оно отвечало мировоззрениям и эллина и иудея. Это было нечто, что лежало в историческом наследии обеих рас; и те и другие могли понять это.

Рассмотрим сперва исторические корни понятия слово в этих двух мирах.

Исторические корни в иудаизме

В иудейском мировоззрении существовало четыре традиции, внесших вклад в развитие концепции слово.

1. Для иудеев слово не было просто звуком. В их представлении слово существовало само по себе и делало дела и выполняло задания. Как выразился один английский ученый: "Для иудея сказанное слово было страшно живым... Оно было заряжено силой энергией, и летало, подобно ядру, в предназначенное ему место". Именно поэтому иудеи были скупы на слова: в древнееврейском языке было менее 10 000 слов, а в древнегреческом - их более 200 000.

Один древний поэт рассказывает, как однажды человек, совершивший героический поступок, не мог поведать о нем своим соплеменникам, потому что ему не хватало для этого слов. Тогда после этого встал человек, обладавший необходимым словесным даром и рассказал эту историю в таких ярких выражениях, что "слова обрели жизнь и забились в сердцах слушателей". Слова поэта обрели силу. В истории тому много примеров.

Рассказывают, что, когда в эпоху Реформации в Шотландии выступал с проповедями Джон Нокс (1514-1572 гг., основатель шотландской пресвитерианской церкви), это вселяло в сердца людей больше смелости, чем если бы десять тысяч труб гремели у них в ушах. Слова творили дела людей. В дни французской революции, французский военный инженер, поэт и композитор Руже де Лиль (1760-1836 гг.) написал "Марсельезу" и эта песня вела людей на сражения. Слова свершали дела.

На востоке слова всегда оказывали, да и нынче еще оказывают большое влияние. Для жителя востока слово - это не просто звук; это сила, которая совершает дела. Однажды в пустыне группа мусульман встретила английского путешественника и ассиролога Джорджа Адама Смита и приветствовала его словами: "Мир с тобой". Когда они заметили, что перед ними христианин и поняли что произнесли благословение иноверцу, они обратились к нему с просьбой вернуть им это благословение. Слово в их понимании нечто реальное, что можно послать выполнить какое-то дело, а потом получить его назад. Нечто подобное выражено и в этом стихотворении:

"Мальчики, запускающие змея, могут вернуть свою белокрылую птицу;

Но вы не можете сделать того же с вылетевшими словами.

Мы знаем хороший совет: "Будь осторожен с огнем".

"Будь осторожен со словами" - это в двадцать раз важнее.

Невысказанные мысли могут сами умереть,

Но никто не может убить их, когда они сказаны".

Мы вполне можем себе представить, что у восточных народов слова имели свою независимую, наполненную силой жизнь.

2. Идея о силе и важности слова также неоднократно повторяется в Ветхом Завете. Когда Исаак по ошибке благословил Иакова вместо Исава, он уже не мог ничего сделать, чтобы вернуть это благословение (Быт. 27). Слово вылетело и стало действовать само по себе и ничто не могло остановить его. В истории о сотворении мира мы видим в действии слово Божие. На каждой стадии мы читаем: "И сказал Бог..." (Быт. 1,3.6.11). Слово Божие - созидающая сила. Вновь и вновь сталкиваемся мы с этой идеей созидающего, действующего, динамичного слова Божия. "Словом Господа сотворены небеса" (Пс. 32,6). "Послал Слово Свое и исцелил их" (Пс. 106,20); "Посылает слово Свое на землю; быстро течет слово Его" (Пс. 147,4). "Так и слово Мое, которое исходит из уст Моих, - оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его" (Ис. 55,11). "Слово Мое не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу?" (Иер. 23,29). "Ты от начала творения говорил; в первый день сказал: "Да будет небо и земля", и слово Твое было совершившимся делом" (3 Ездр. 6,38). Автор книги Премудрости Соломона обращается к Богу как к "Сотворившему все словом Твоим" (Прем. 9,1). Везде в Ветхом Завете присутствует эта идея о всесильном созидающем слове. Даже слово человека обладает какой-то динамической активностью, то насколько действеннее должно быть тогда слово Божие?

3. Но в иудейскую религиозную жизнь пришло нечто, что очень ускорило развитие этой идеи о слове Божием. Уже в течение более ста лет до рождества Христова древнееврейский язык был забыт. Ветхий Завет был написан на древнееврейском языке, но иудеи, за исключением ученых, больше не знали его. Простые люди говорили на разновидности древнееврейского языка, получившем название арамейского, который имел к древнееврейскому приблизительно такое же отношение, как современный русский к старославянскому. Поэтому Ветхий Завет нужно было переводить на арамейский, чтобы люди могли понимать его. Эти переводы назывались Таргумы. В синагогах Писание читали в оригинале, на древнееврейском языке, но постепенно его перевели на арамейский и Таргумы стали использоваться официально.

Таргумы создавались в эпоху, когда люди были исполнены мыслью о трансцендентности Бога и могли думать лишь о том, что Бог очень далек и совершенно непостижим. И потому люди, занимавшиеся подготовкой Таргумов, боялись, как бы Богу не стали приписываться человеческие мысли, чувства и действия. Другими словами, они прилагали все силы к тому, чтобы избегать антропоморфизма (очеловечивания), когда заходила речь о Боге.

Но в Ветхом Завете однако Бог иногда представлен в чисто человеческом образе. И вот, когда эти переводчики наталкивались на такое место, они вместо имени Бога ставили в Таргумах выражение слово Божие. Посмотрим, как это делалось. В Исх. 19,17 мы читаем: "и вывел Моисей народ из стана в сретение Богу". Переводчики Таргумов посчитали, что здесь о Боге говорится слишком по-человечески и потому они написали, что Моисей вывел народ из стана навстречу слову Божьему. В Исх. 31,13 читаем, что Бог сказал народу Израиля, что суббота "знамение между Мною и вами в роды ваши", это опять же было слишком человеческое выражение по отношению к Богу для Таргумов, и поэтому было написано, что суббота есть "знамение между Моим словом и вами". Во Втор. 9,3 сказано, что Бог - это огонь поядающий, а в Таргумах сказано, что слово Божие - огонь поядающий. В Ис. 48,13 дана великая картина творения: "Моя рука основала землю и Моя десница распростерла небеса". Для Таргумов этот образ Бога был слишком похож на человеческий и переводчики вложили в уста Божий такие слова: "Моим словом основал Я землю и силою Моею Я развесил небеса".

Даже такое прекрасное место, как Втор. 33,27, где говорится о Божественных "мышцах вечных", было изменено и стало звучать так: "Вечный Бог есть убежище и словом Его был создан мир".

В Таргумах Ионафана выражение слово Божие встречается не менее трехсот двадцати раз. Это лишь перефразированное имя Божие, но остается фактом, что выражение слово Божие стало одним из самых распространенных иудейских выражений. Каждый набожный иудей знал это выражение, потому что он часто слышал его в синагоге при чтении Писания. Каждый иудей привык говорить о мемре, то есть о слове Божием.

4. Здесь нам следует подробнее разобрать кое-что из того, о чем мы уже говорили в предисловии. По-гречески слово - это логос, но логос имеет помимо значения слово еще и значение смысл (понятие, причина). В представлении Иоанна и всех других великих мыслителей, обращавшихся к этой идее, эти два значения были тесно связаны между собой. Когда говорили логос, они думали о тесно связанных между собой идеях слово Божие и мудрость Божия.

У иудеев был особый литературный жанр Премудрости, книги которого содержали высказывания мудрейших мужей. И это была не умозрительная и философская мудрость, а практическая мудрость для повседневной жизни. В Ветхом Завете величайшим примером этого литературного жанра является Книга Притчей Соломоновых. В этой книге есть отрывки, в которых мудрость (софиа) приписывается мистическая и извечная сила. В этих отрывках мудрость оживотворена, очеловечена и представлена извечным посредником и сотрудником Бога. Отметим три таких отрывка.

Первый из них в Прит. 3,13-26. Особо выделим следующее место: "Она - древо жизни для тех, которые приобретают ее, - и блаженны, которые сохраняют ее. Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом; Его премудростью разверзлись бездны, и облака кропят росою" (Прит. 3,18-20).

Вы помните, что логос значит слово, но также и смысл (причина). Мы уже видели, как иудеи представляли себе мощное и созидающее слово Божие. А здесь мы видим возникновение нового аспекта. Мудрость - Божий посредник в озарении и создании (творении), а мудрость и смысл во многом совпадают. Мы уже видели огромное значение логоса, как слова, а теперь мы начинаем понимать его важность в значении мудрость и смысл.

Второй важный отрывок в Прит. 4,5-13. Здесь выделим следующее место: "Крепко держись наставления, не оставляй, храни его; потому что оно - жизнь твоя". "Слово - свет для людей и мудрость - свет для людей". Эти две идеи теперь быстро сливаются вместе.

Третий и самый важный отрывок в Прит. 8,1 - 9,2. Здесь можно выделить:

"Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони: от века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов. Когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостию всякий день, веселясь пред лицем Его во все время" (Прит. 8,22-30).

Читая этот отрывок, мы слышим отголоски того, что Иоанн говорит о Слове в первой главе Евангелия. Мудрость пребывала вечно, обладала той животворной функцией и созидательной силой, которые Иоанн приписывает Слову, Логосу, с Которым он отождествляет Иисуса.

Но развитие идеи мудрости на этом не остановилось. В эпоху между Ветхим и Новым Заветами люди продолжали создавать произведения литературного жанра Премудрости. В них было столько сконцентрированной мудрости и собран такой богатый человеческий опыт, что они представляли собой бесценное руководство в жизни. В частности, были написаны две величайшие книги, которые включены в Апокрифы, но которые было бы полезно почитать каждому.

а) Одна из них называется Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова. Эта книга была написана в Палестине около 100 г. до Р. Х.). В ней получила яркое отражение концепция о созидающей и вечной мудрости Божией.

"Песок морей и капли дождя и дни вечности кто исчислит? Высоту неба и широту земли и бездну и премудрость кто исследует? Прежде всего произошла Премудрость, и разумение мудрости от века" (Сир. 1,2-4).

"Я вышла из уст Всевышнего, и подобно облаку покрыла землю. Я поставила скинию на высоте, и престол мой - в столпе облачном. Я одна обошла круг небесный, и ходила во глубине бездны" (Сир 24,3-5).

"Прежде века от начала Он произвел меня, и я не скончаюсь во веки" (Сир. 24,10).

И здесь мы видим мудрость, как вечную, созидающую силу, которая была вместе с Богом в дни творения и в начале времени.

б) Приблизительно в это же время в египетском городе Александрии была написана другая столь же великая книга, которая называется Книга Премудрости Соломона. В ней дано самое великое описание мудрости. Мудрость - это сокровище, благодаря которому люди входят в содружество с Богом (Прем. 7,14); мудрость - это изобретатель всех вещей (Прем. 7,22); она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя (Прем. 7,25); она может все, и, пребывая в самой себе, все обновляет (Прем. 7,27).

Но автор не только говорит о мудрости; он отождествляет мудрость со словом. В его представлении мудрость это то же самое, что слово; он может в одном предложении говорить о мудрости

Божией и о слове Божием, употребляя их в одном и том же значении. В молитве он обращается к Богу так:

"Боже отцов и Господь милости, сотворивший все словом Твоим и премудростию Твоею устроивший человека" (Прем. 9,2).

Он говорит о слове почти так же, как потом будет говорить Иоанн.

"Ибо, когда все окружало тихое безмолвие, и ночь в своем течении достигла середины, сошло с небес от царственных престолов на середину погибельной земли всемогущее слово Твое; как грозный воин оно несло острый меч - неизменное Твое повеление, и, став, наполнило все смертью: оно касалось неба и ходило по земле" (Прем. 18,14-16).

Для автора Книги Премудрости Соломона, мудрость - вечная, созидающая сила Божия, мудрость и слово - одно и то же. Мудрость и слово были Божьими орудиями и посредниками в акте творения, и они всегда доводят до ума и до сердца человека волю Божию.

И вот, когда Иоанн искал способ представить христианство, он нашел, что в своей вере и в истории своего народа уже была идея слова, слово, которое само по себе не просто звук, а нечто динамическое - слово Божие, которым Бог сотворил землю; слово из Таргуми - арамейского перевода Библии - выражавшее самую идею действия Бога; мудрость из книг Премудрости, - вечная, созидающая и просвещающая сила Божия. И вот Иоанн говорит: "Если вы хотите видеть Слово Божие, если вы хотите видеть созидающую силу Божию, если вы хотите видеть Слово, через Которое была создана земля и которое дает каждому человеку свет и жизнь, - посмотрите на Иисуса Христа. В Нем Слово Божие пришло к вам".

Исторические корни в греческом мировоззрении

Мы видели, что перед Иоанном стояла проблема, как представить христианство в греческом мире. Посмотрим, как эта идея слова подходила к греческому мировоззрению. Оказывается, она уже была в нем и только ждала, чтобы ее использовали. В греческом мировоззрении идея слова возникла около 560 г. до Р. Х.; и как раз в Ефесе - в городе, где было написано четвертое Евангелие.

В то время в Ефесе жил философ Гераклит, главная идея которого заключалась в том, что все течет, все изменяется: все изменяется от одного дня до другого и от одного момента до другого. В качестве примера он приводил ставшую знаменитой реку, в которую нельзя войти дважды. Вы входите в реку, вы выходите из нее и входите в реку снова, но вы не можете войти в ту же реку, потому что вода утекла и река уже стала другой. По Гераклиту все постоянно течет и изменяется. А если это так, то почему же жизнь не полный хаос? Как в таком постоянно текущем и изменяющемся мире может быть какой-то смысл?

На это Гераклит отвечал: все это течение и изменение происходит не случайно; оно контролируется и направляется и всегда следует какой-то схеме, а эти схемы устанавливаются, по Гераклиту, логосом, словом, разумом Божиим. По Гераклиту логос устанавливает тот порядок, в котором вселенная существует и сегодня; но, по Гераклиту, порядок этот существует не только в мире физических предметов, но и в мире событий. По его мнению в этом мире ничто не происходит бесцельно, во все жизни и во всех жизненных событиях есть цель, план. А что направляет все эти события? И опять же ответ гласил - логос.

Но Гераклит шел еще дальше. А что в нас самих подсказывает нам, что хорошо и что плохо? Что дает нам возможность думать и рассуждать? Что позволяет нам поступать правильно и узнавать истину, когда мы видим ее? И опять Гераклит дает тот же ответ. Разум, знание истины, и способность отличать хорошее от плохого дает человеку пребывающий в нем логос. Гераклит считал, что в мире природы и событий "все происходит в соответствии с логосом" и что в каждом человеке "логос судит истину". Логос был ничем иным, как разумом Божиим, направляющим мир и каждого человека в нем.

Раз открыв для себя эту идею, греки уже больше не оставляли ее, она очаровала их, особенно стоиков. Стоики так и пребывали в удивленном восхищении существующим в мире порядком. Порядок всегда предполагает разум. Стоики задавались вопросом: "Что удерживает звезды на их путях? Что вызывает приливы и отливы? Откуда это неизменное чередование дня и ночи? Чем объяснить своевременное наступление времен года?" И на это они отвечали: "Все направляет логос Бога. Логос - это та сила, которая вносит в мир смысл и порядок вместо хаоса; сила, которая дала движение миру и поддерживает это движение в совершенном порядке. "Логос, - говорили стоики, - пронизывает все".

Но в греческом мире и в греческом мировоззрении есть еще одно имя, с которым мы должны познакомиться. В Александрии жил иудей по имени Филон, посвятивший свою жизнь изучению мудрости двух миров: греческого и иудейского. Никто из греков не знал так хорошо, как он, Священное Писание иудеев, и ни один иудей не знал так хорошо, как он, величие греческой мысли. Филон тоже любил и использовал эту идею логоса, слова, разума Божьего. Он считал, что в мире нет ничего древнее логоса и что логос - это орудие, посредством которого Бог сотворил мир. Филон говорил, что логос - это мысль Божия, запечатленная во вселенной; логосом Бог сотворил мир и все в нем; Бог - кормчий вселенной, Он держит логос как штурвал и направляет все. По мысли Филона логос запечатлен и в мозгу человека, он дает человеку разум, способность думать и способность знать. Филон говорил, что логос - посредник между миром и Богом и что логос - это священник, представивший душу Богу.

Греческая философия знала все о логосе, она видела в логосе созидающую, ведущую и направляющую силу Божию, силу которая сотворила вселенную и благодаря которой в ней сохраняется жизнь и движение. И вот Иоанн пришел к грекам и сказал: "Вы веками думали, писали и мечтали о логосе, о силе, которая сотворила мир и сохраняет в нем порядок; о силе, которая дала человеку способность думать, рассуждать и знать; о силе, через которую люди вступили в связь с Богом. Иисус и есть этот Логос, сошедший на землю". "Слово стало плотию", - сказал Иоанн. Мы можем выразить это еще так: "Разум Божий воплотился в человеке".

Иудей и грек

Итак, мысль иудеев и греков имела концепцию логоса, разума Божия, сотворившего мир и придавшего ему смысл. И вот евангелист Иоанн обратился к иудеям и грекам и рассказал им, что в Иисусе Христе этот созидающий, просвещающий, направляющий и поддерживающий разум Божий пришел на землю: Он пришел, чтобы сказать людям, что им не нужно больше искать и бродить в потемках; им нужно лишь посмотреть на Него и они увидят разум Божий.

Предвечное слово (Иоан. 1,1.2)

Начало Евангелия от Иоанна имеет такое большое значение и наполнено столь глубоким смыслом, что нам придется изучать почти каждый стих в отдельности. Главная мысль Иоанна заключается в том, что Иисус - никто иной, как созидающее, дающее жизнь и свет Слово Божие, что Иисус - сошедшая на землю во плоти в обличий человека сила Божия, которая сотворила мир, и разум Божий, который сохраняет этот мир.

Здесь, в самом начале, Иоанн высказывает три мысли о Слове, то есть об Иисусе.

1. Слово пребывало уже в самом начале всего. Мысль Иоанна обращается к первому стиху Библии. "В начале сотворил Бог небо и землю" (Быт. 1,1). А говорит Иоанн вот что: слово не относится к сотворенному; слово пребывало до творения; слово - не часть мира, возникшего во времени, слово - от вечности и пребывало в ней с Богом еще до начала времен и мира, то есть предшествовало им. Иоанн думал при этом о предвечности Христа.

В связи с этой идеей предвечности и с возможностью понять ее, если это вообще возможно, возникают трудности. Но в ней заложена одна очень простая, очень практическая, и прямо-таки потрясающая мысль: если слово было с Богом до начала времен, если слово Божие является составной частью извечной схемы мироздания, то это значит, что Бог всегда был подобен Иисусу. Иногда мы склонны думать о Боге, как о суровом и мстительном; и мы склонны думать, что сделанное Иисусом обратило гнев Божий в любовь и изменило Его отношение к людям. В Новом Завете нет и намека на такое представление о Боге. Весь Новый Завет, и этот отрывок Евангелия от Иоанна в особенности, говорят нам, что Бог всегда был подобен Иисусу. Иисус же, открыл окно во времени, чтобы мы могли видеть вечную и неизменную любовь Божию.

Но могут спросить: "А как же тогда с некоторыми вещами, которые мы читаем в Ветхом Завете? Как насчет отрывков, в которых говорится о повелениях Бога стереть с лица земли целые города и уничтожить мужчин, женщин и детей? Как же тогда насчет гнева и ревности Бога, о которых мы иногда читаем в более древних разделах Писания?" На это нужно ответить, что изменился не Бог, изменились знания людей о Нем; люди писали о Нем так, потому что они ничего лучшего не знали; их знания достигли тогда только такой степени.

Ребенок учит какой-нибудь предмет по этапам, он не начинает с полного знания, он начинает с того, что может понять, а потом идет дальше и дальше. Когда он начинает понимать музыку, он начинает не с прелюдий и фуг Баха, а с чего-нибудь намного более простого и проходит разные этапы, пока его знания не возрастут. Так же обстояло дело и в отношениях между людьми и Богом. Они могли вначале угадывать и понимать какую-то часть существа Бога и Его действий. Лишь с приходом Иисуса они увидели полностью и совершенно, каким Бог был всегда.

Рассказывают, что однажды одной маленькой девочке читали одну из самых кровожадных и диких историй Ветхого Завета. "Но это же было до того, как Бог стал христианином", - сказала она. Если мы прочтем в этом свете слова Иоанна о том, что слово пребывало всегда, то поймем, что он хочет сказать этим, что Бог всегда был "христианином". Он говорит нам, что Бог был, есть и всегда будет таким, как Иисус, но люди не могли осознать этого до того, как пришел Иисус.

2. "И слово было у Бога", - говорит Иоанн дальше. Что он подразумевает под этим? Он подразумевает, что слово и Бог всегда были тесно связаны друг с другом. Выразим это иначе, проще - между Иисусом и Богом всегда существовала неразрывная связь. Это значит, что никто, кроме Иисуса, не может поведать нам, что такое Бог, какова воля Божия по отношению к нам, что такое любовь Божия, сердце и разум Божий.

Возьмем простую аналогию из жизни людей. Если мы хотим узнать, что человек действительно думает и чувствует по отношению к чему-нибудь, а мы сами не можем подойти к нему и спросить его об этом, мы обращаемся за информацией к тому, кто долгое время был его ближайшим другом, а не к кому-нибудь, кто мало или плохо знает его. Мы знаем, что он такой близкий человек, что он сможет объяснить нам мысли и чувства интересующего нас человека.

То же самое говорит об Иисусе Иоанн. Он говорит, что Иисус всегда был с Богом. Потолкуем совершенно человеческим языком, потому что мы только на нем и можем толковать: Иоанн заявляет, что Иисус настолько близок с Богом, что у Бога нет от Него секретов и тайн; и что, поэтому, во всей вселенной лишь Иисус может открыть нам, что такое Бог и как Он относится к нам.

3. И, наконец, Иоанн говорит, что Слово было Бог. Нам трудно понять эту фразу, а трудно это еще и потому, что в греческом, на котором она написана, существуют отличные от русского языка способы выражения. В греческом существительное почти всегда употребляется с определенным артиклем. В греческом Бог - твое, а определенный артикль хо. Когда в греческом говорится о Боге, то говорится не просто теос, а говорится хо твое. Когда же в греческом существительное употребляется без определенного артикля, это существительное становится скорее прилагательным. А Иоанн не говорит, что слово было хо теос, это значило бы, что слово было идентично Богу, было одно с Богом; он говорит, что слово было теос - без определенного артикля, а это означает, что слово было, можно сказать, по характеру и по свойствам, по существу и по бытию тем же, что и Бог. Когда Иоанн говорит, что Слово было Бог, он не говорит, что Иисус был одно с Богом, Он был идентичным с Богом; он говорит, что Он был настолько таким же, как Бог, по разуму, по сердцу и по бытию, что в Нем мы отлично видим, что такое Бог.

И вот, уже в самом начале Евангелия от Иоанна говорится, что в Иисусе самым совершенным образом людям было открыто, каким Бог всегда был и будет, а также все Его чувства и желания по отношению к людям.

Создатель всего сущего (Иоан. 1,3)

Может показаться странным, что Иоанн так сильно подчеркивает как же был создан мир, и может показаться странным что он так сильно подчеркивает связь Иисуса с результатом творения. Но это было необходимо в связи с определенными тенденциями в мировоззрении той эпохи.

В эпоху Иоанна широкое распространение имела ересь, получившая общее название гностицизм, отличавшаяся интеллектуальным и философским подходом к христианству. Гное- тики считали недостаточным просто верить, как это делал простой христианин; они пытались превратить христианство в своего рода философскую систему: их волновало существование греха и порока, печалей и страданий в этом мире и они разработали для объяснения всего этого свою теорию. Эта теория сводилась к следующему.

В самом начале существовали с одной стороны Бог, а с другой стороны - материя. Материя существовала извечно и представляла в глазах гностиков сырой материал, из которого был сотворен мир. Эта первоначальная материя, по представлению гностиков, была несовершенной и с пороками, другими словами, у этого мира было плохое начало: он был создан из материала в котором было заложено семя порчи.

Но гностики на этом не останавливались. Бог, говорили они, это чистый Дух, а чистый Дух вообще не может касаться материала, а тем более несовершенной материи, и потому Бог Сам не мог выполнить работу по сотворению мира. Бог эманировал, испустил по выражению гностиков, из себя серию излучений, каждое из которых было все дальше и дальше от Него, и, по мере того, как эти излучения (эманации) все дальше и дальше удалялись от Него, они все меньше и меньше знали о Нем, и, потому, где-то посередине это излучение уже ничего не знало о Боге, а дальше эти эманации не просто не знали о Боге, но были действительно враждебно к Нему настроены. Наконец, в этой серии эманации нашлась такая, которая совершенно ничего не знала о Боге и была совершенно враждебно к Нему настроена - и именно эта эманация была той силой, которая создала мир. Она была столь удалена от Бога, что могла касаться порочной и несовершенной материи: бог-творец был чрезвычайно удален от реального Бога и крайне враждебен Ему.

Но гностики пошли еще дальше. Они отождествляли бога-творца с Богом Ветхого Завета и считали, что бог-творец совершенно отличается от Бога-Отца Иисуса Христа, ничего не знает о Нем и крайне враждебен Ему.

В эпоху Иоанна такого рода верования получили широкое распространение. Люди считали, что мир порочен, и что сотворил ею злой Бог. И вот в борьбе с этими учениями Иоанн излагает две фундаментальные христианские истины. Собственно говоря, в Новом Завете именно из-за этого представления о том, что Бог совершенно далек и отгородился от Его мира, в Новом Завете неоднократно указывается на связь Иисуса с творением. В Кол. 1,16 Павел пишет: "Ибо Им создано все, что на небесах и что на земле... все Им и для Него создано". Автор Послания к Евреям пишет о "Сыне... чрез Которого (Бог) и веки сотворил (Евр. 1,2). В связи с изложенным нужно отметить две великие истины.

1. Христианство всегда верило в то, что можно сотворение мира можно охарактеризовать как творение из ничего. Мы не полагаем, что при сотворении мира Бог должен был работать с чуждой Ему порочной материей. Мы не считаем, что в самом начале в мире уже был какой-то порок, недостаток; мы не верим, будто в начале мира стоит Бог и еще нечто другое. Мы верим в то, что за всем стоит Бог и только один Бог.

2. Христианство всегда верило в то, что этот мир - мир Божий. Бог вовсе не так удален и отгорожен от мира, чтобы Ему не было никакого дела до него; Он близко с ним связан. Гностики пытались возложить вину на царящее в мире зло на плечи его создателя, христианство же считает, что недостатки мира связаны с грехом человека. Но хотя грех действительно причинил ущерб миру и не позволил ему стать таким, каким он мог бы быть, мы не можем презирать этот мир, потому что он действительно - мир Божий. Вера в это дает нам новое ощущение ценности этого мира и новое чувство ответственности за него.

Есть такой рассказ о девочке с окраиной улицы большого города, которую взяли на один день в деревню. Когда девочка увидела колокольчики в лесу, она спросила: "Как вы думаете, Бог не будет ругаться, если я сорву несколько Его цветочков?" Это мир Божий, он принадлежит Богу, и в нем все идет своим чередом, и потому мы должны пользоваться всем, помня о том, что все это принадлежит Богу. Христианин не принижает мир верованиями в то, что он был создан невежественным и враждебно настроенным богом; христианин славит этот мир, помня о том, что везде, за всем и во всем - Бог. Христианин верит в то, что Христос, Который воссоздает этот мир, был соратником Бога при первоначальном сотворении мира, и что в акте искупления Бог хочет вернуть Себе то, что Ему всегда принадлежало.

Жизнь и свет (Иоан. 1,4)

Композитор иногда начинает большое музыкальное произведение с темы, которую он хочет в нем разработать; так же поступил здесь Иоанн. Жизнь и свет - вот те два великих слова, на которых построено четвертое Евангелие. Это две главные темы, которые автор Евангелия намерен разработать и расширить. Посмотрим на них поближе.

Четвертое Евангелие начинается и кончается словом жизнь. В самом начале мы читаем, что в Иисусе была жизнь; и в самом конце мы читаем, что Евангелие было написано "дабы вы уверовали, что Иисус есть Христос, Сын Божий, и веруя, имели жизнь во имя Его" (20,31). Это слово постоянно на устах у Иисуса. Он сожалеет о том, что люди не хотят прийти к Нему, чтобы иметь жизнь (5,40). Он заявляет, что пришел для того, чтобы люди имели жизнь и имели с избытком (10,10); что Он дает людям жизнь вечную, и они не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки Его (10,28); что Он есть путь и истина и жизнь (14,6). В четвертом Евангелии слово жизнь (зое) встречается более тридцати пяти раз, а глагол жить или выражение иметь жизнь (зоэн) - более пятнадцати раз. Что же тогда подразумевает Иоанн под словом жизнь!

1. Он считает, что жизнь - это противоположность гибели, осуждению и смерти. Бог послал Сына Своего, чтобы всякий верующий в Него не погиб, но и - мел жизнь вечную (3,16). Человек, слушающий слово Иисуса и верующий в Пославшего Его, имеет жизнь вечную и на суд не приходит (5,24). Воскресающие к жизни противопоставляются тем, кто воскреснет для осуждения (5,29). Те, кому Иисус дает жизнь вечную, не погибнут вовек (10,28). Иисус дает человеку уверенность в жизни нынешней и в жизни грядущей. Кто не принял Иисуса как своего Спасителя, и не признал Его своим Царем, не может считать, что он вообще жил. Человек, живущий без Христа, лишь существует и не знает, что такое жизнь. Лишь Иисус может придать смысл жизни и с Ним смерть - всего лишь начало более полной жизни.

2. Иоанн совершенно уверен в том, что Иисус и дает жизнь, которая от Бога. Он вновь и вновь употребляет выражение Бог живой, как это делается и во всей Библии. Это воля Отца, Пославшего Иисуса, чтобы всякий видящий Сына и уверовавший в Него, имел жизнь вечную (6,40). Иисус - дающий жизнь, потому что на Нем положил печать Свою Отец, Бог (6,27). Иисус даст жизнь вечную всем, кого дал Ему Бог (17,2). За всем этим стоит Бог. Бог как бы говорит: "Я создал людей, чтобы у них была реальная, подлинная жизнь; через грех свой они перестали жить и только существуют. Я послал к ним Моего Сына, чтобы они смогли увидеть, что такое реальная жизнь".

3. Мы должны спросить здесь, а что представляет собой эта жизнь? В четвертом Евангелии вновь и вновь встречается выражение жизнь вечная. Полное значение этого выражения мы обсудим позже, а сейчас мы отметим вот что: для передачи значения вечная Иоанн употребляет слово айониос. совершенно очевидно, это не просто жизнь, которая длится вечно. Жизнь, длящаяся вечно, может быть и ужасным проклятием. Жизнь вечная должна быть чем-то больше, чем длительная жизнь; эта жизнь должна иметь особое качество.

Жизнь может быть желательной лишь в том случае, если это особенная жизнь. И вот ключ к проблеме: айониос - это прилагательное, которое очень часто употребляется для характеристики Бога. В подлинном смысле слова лишь Бога можно назвать айониос, вечным, и потому жизнь вечная - это жизнь, которой живет Бог. Таким образом, Иисус предлагает нам жизнь Самого Бога. Жизнь вечная -это жизнь, в которой есть нечто от безмятежности и силы, от жизни Самого Бога. Когда Иисус пришел, чтобы предложить людям жизнь вечную, Он предлагал им войти в Самую жизнь Бога.

4. Ну, а как нам войти в эту жизнь? Мы входим в нее через веру в Иисуса Христа. Слово верить (пистевейн) встречается в четвертом Евангелии не менее семидесяти раз: "Верующий в Сына имеет жизнь вечную" (3,36). "Верующий в Меня, - говорит Иисус, - имеет жизнь вечную" (6,47). Такова воля Божия, чтобы люди видели Сына Его и верили в Него и обрели жизнь вечную (5,24). Что подразумевает Иоанн под словом верить? Он подразумевает две вещи:

а) Быть убежденным в том, что Иисус действительно и подлинно Сын Божий; то есть, мы должны для себя окончательно решить это. Ведь, если допустить, что Иисус был всего лишь обычным человеком, нет никаких оснований приносить Ему то абсолютное и непререкаемое послушание, которого Он требует. Мы должны сами для себя решить этот вопрос - Кто же Он? Мы должны смотреть на Него, узнавать о Нем, изучать Его, думать о Нем, пока не придем к заключению, что Он - Сын Божий.

б) Но дело не должно сводится к вере умом. Верить в Иисуса - значит верить Ему на слово, принять Его заветы как совершенно обязательные, и безоговорочно верить в то, что все Им сказанное есть истина.

Для Иоанна вера - это полнейшая убежденность в том, что Иисус есть Сын Божий; вера сердцем в то, что все сказанное Им, есть истина; непоколебимая уверенность в том, что мы можем положится на Его слово и поступать соответственно - тогда мы перестаем существовать и начинаем жить, тогда мы знаем, что такое Жизнь с большой буквы.

Жизнь и свет (Иоан. 1,4 (продолжение))

Другое ключевое слово Евангелия от Иоанна - свет. Это слово встречается в четвертом Евангелии не менее двадцати одного раза. Иисус - свет для людей. Иоанн Креститель был послан, чтобы свидетельствовать о свете который был во Христе. Иисус дважды называет Себя светом мира (8,12; 9,5) Этот свет может быть с людьми (11,10); так что они могут стать сынами света (12,36). "Я свет, - говори, Иисус, - пришел в мир" (12,46). Посмотрим, как можно понять эту идею о свете, который Иисус принес в мир. Выделим три пункта.

1. Свет который приносит Иисус, обращает хаос в бегство. В истории творения говорится, что Бог (Дух Божий) до сотворения мира носился над темным и бесформенным хаосом и сказал: "Да будет свет (Быт. 1,3). Вновь созданный Богом свет обратил в бегство хаос, в который он пришел. И потому Иисус - это свет, который во тьме светит (1,5). Лишь Он может избавить жизнь от хаоса. Сами по себе мы остаемся во власти наших страстей

Когда над жизнью встает Иисус, в нее приходит свет Страх тьмы - один их самых древних в мире страхов Есть рассказ о том, что одному мальчику пришлось ночевать в незнакомом доме. Хозяйка проявляя свою доброту, предложила оставить в спальне свет, но ребенок вежливо отклонил это предложение. "Я думала, - сказала хозяйка, - что ты, может быть, боишься темноты". "О нет - сказал мальчик, - это Божественная темнота". С Иисусом и ночью светло как днем.

2. Свет который приносит Иисус, свет обличительный. Проклятие людей именно в том и заключайся что они любят тьму больше света, потому что дела их злы и они ненавидят свет, чтобы не обличились (не стали видны) дела их (3.19.20). Свет, который приносит Иисус, показывает вещи в истинном виде срывает с них всякую маскировку и всякие личины и показывает их во всей наготе, показывает их подлинный характер и их настоящую цену.

Когда-то давно философы-циники говорили, что люди ненавидят истину, потому что истина оказывает на них такое же воздействие, как свет не больные глаза. В поэме англо-саксонского поэта Кэдмона (умер около 680 г.) есть видение Судного дня: в центре находится Распятие, от которого струится странный кроваво-красный свет, в лучах которого все вещи предстают в их истинном виде. Все внешнее, все личины и маскировки сорваны и все стоит обнаженным в своем страшном одиночестве.

Мы никогда не сможем увидеть себя, пока не посмотрим на себя глазами Иисуса; мы никогда не будем знать, какова же наша жизнь, пока не посмотрим на нее глазами Иисуса. Иисус приводит нас к Богу, показывая нас самим себе.

3. Свет, который приносит Иисус - путеводный свет. Человек, у которого нет этого света, бродит во тьме и не знает, куда он идет (12,36). Человек, получивший этот свет и принявший его, не бродит более во тьме (12,46). Во всех Евангелиях есть один очень примечательный момент - люди приходят к Иисусу с вопросом: "Что я должен делать?" Когда Иисус приходит в жизнь человека, человек перестает гадать и ходить на ощупь: время сомнений, неуверенности и шатаний прошло. Дорога, проходившая во тьме, становится светлой, разъясняется всякая проблема. Без Иисуса мы похожи на людей нащупывающих свой путь на незнакомой неосвещенной дороге; с Ним же наш путь ясен.

Враждебная тьма (Иоан. 1,5)

А здесь еще одно ключевое слово Евангелия от Иоанна - тьма (скотос, скотиа), оно встречается в Евангелии семь раз. В представлении Иоанна в мире есть тьма столь же реальная, как и свет.

1. Тьма враждебна свету; свет во тьме светит, но сколько бы тьма ни старалась, она не может погасить его. Человек, творящий грех, любит тьму и ненавидит свет, потому что свет обнаруживает слишком многое.

Вполне возможно даже, что Иоанн позаимствовал эту идею. Как мы уже видели, Иоанн был вполне готов позаимствовать идею, если он мог через нее представить людям христианскую благую весть и привлечь их на ее сторону. В ту эпоху на мировоззрение людей большое влияние оказывала иранская религия зороастризм, основным принципом которой является противопоставление во вселенной двух начал, двух сил - бога света и бога тьмы, Ахримана и Ормузда. Вселенная является, по мнению Зороастра (Заратустры), полем битвы в той вечной космической борьбе света и тьмы: важно, какую сторону в этой борьбе выбирает человек.

Итак, Иоанн говорит: "В этот мир пришел Иисус, свет мира; существует тьма, которая хотела бы уничтожить Его, изгнать Его из жизни, затмить Его. Но в Иисусе есть непреодолимая сила: тьма может ненавидеть Его, но она никогда не сможет избавиться от Него". Как справедливо было сказано: "И вся тьма в мире не может затмить и погасить мельчайшее пламя". Непобедимый свет, в конце концов, победит враждебный мрак. Иоанн говорит: "Выбирайте, на чью сторону вы встанете в этой вечной борьбе, и выбирайте правильно".

2. Тьма символизирует всех тех, кто ненавидит добро. Люди, делающие злое, боятся света (3,19.20). Человек, которому есть что скрывать и прятать, любит тьму, но от Бога нельзя ничего скрыть: Его свет срывает все тени и высвечивает скрывающиеся пороки мира.

3. В некоторых отрывках тьма, по-видимому, символизирует невежество, в частности то своевольное невежество, которое отвергает свет Иисуса Христа. Иисус говорит: "Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме" (8,12). Своим ученикам Он говорит, что свет будет с ними лишь малое время, чтобы они ходили, пока есть свет; а то наступит тьма, а ходящий во тьме не знает куда идет (12,35). Иисус говорит, что Он пришел в мир, чтобы люди не оставались во тьме (12,46). Без Иисуса Христа человек не может найти свой путь, он не видит, куда идет, он похож на человека с завязанными глазами или даже на слепого. Без Иисуса Христа человек теряет жизнь. "Света, больше света!", - призывал великий немецкий поэт и мыслитель Гете. Света, больше света!

Почувствовав приближение своего конца, один токийский вождь сказал своим друзьям: "Зажгите свечи, чтобы я мог видеть, когда буду умирать". Иисус - свет, указывающий дорогу человеку и освещающий каждый шаг этой дороги.

Иногда Иоанн употребляет слово тьма символически; тогда оно должно означать более, нежели просто тьму земной ночи. Он рассказывает о том, как Иисус шел по воде, когда ученики, сев без Иисуса в лодку, отправились на другую сторону моря Тивериадского и добавляет: "Становилось темно, а Иисус не приходил к ним" (6,17). Без Иисуса была бы лишь страшная тьма. Повествуя об утре Воскресения и о часах, когда любившие Иисуса еще не осознали того, что Он воскрес из мертвых, Иоанн начинает словами: "В первый же день недели Мария Магдалина приходит ко гробу "рано, когда еще было темно" (20,1). В тот момент она думала. что живет в мире, из которого Иисус ушел навсегда, а в таком мире темно. Рассказывая о Тайной Вечери, Иоанн говорит, что Иуда, приняв кусок, тотчас вышел, чтобы совершить предательство Иисуса; при этом Иоанн передает это такой страшной символикой:

"Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь" (13,30). Иуда вышел в ночь жизни, которая предала Иисуса Христа.

Для Иоанна жизнь без Иисуса Христа была жизнью во тьме. Тьма символизирует жизнь без Христа и особенно жизнь, отвернувшуюся от Христа.

Прежде, чем перейти к другому отрывку, отметим еще одно. Слово, которое в Библии переведено как объяла, (по-гречески каталамбанейн) можно перевести тремя способами.

а) Оно может значить, что тьма так никогда и не поняла свет. В некотором смысле мирской человек попросту не может понять требований Христа и предлагаемый Христом путь. Ему все это кажется безумием. Человек не может понять Христа до тех пор, пока не подчинится Ему.

б) Оно может значить, что тьма никогда не победила свет. Каталамбанейн может означать преследовать так долго, чтобы догнать, захватить и, таким образом, победить. Это может значить, что тьма мира сделала все, что было в ее силах, чтобы устранить Иисуса Христа, даже распяла Его, но так и не смогла убить Его. Это может быть указанием на распятого и победившего Христа.

в) Это слово может значить погасить огонь или пламя.

Именно в этом смысле мы и понимаем его здесь. Хотя люди и сделали все возможное, чтобы затемнить или погасить свет Божий во Христе; они не смогли уничтожить Его. В каждом поколении свет Христов сияет снова, несмотря на все попытки людей погасить пламя.

Свидетель Иисуса Христа (Иоан. 1,6-8)

Странно, но в четвертом Евангелии каждое упоминание Иоанна Крестителя связывается как бы с умалением его роли, и этому есть объяснение: глас Иоанна Крестителя был гласом пророка. В течение целых четырех столетий голос пророков молчал, а в Иоанне заговорил снова. И некоторые люди были так восхищены им, что отводили ему более высокое место, чем полагалось. Есть указания на то, что существовала даже секта, ставившая Иоанна Крестителя выше всех. Отголосок этого мы видим в Деян. 19,3.4. В Ефесе Павел встретил людей, которые знали только крещение Иоанново. Нет, четвертое Евангелие не имело своей целью критиковать Иоанна Крестителя или принижать его роль. Дело просто в том, что евангелист Иоанн знал о существовании людей, отводивших Иоанну Крестителю не то место, посягая даже на место Самого Иисуса.

И потому евангелист на протяжении всего четвертого Евангелия старательно указывает на то, что Иоанн Креститель занимал довольно высокое положение в планах Божиих, но в любом случае, подчиненное Иисусу Христу. Здесь евангелист Иоанн осторожно замечает, что Иоанн Креститель не был свет, но был послан, чтобы свидетельствовать о Свете (1,8). Евангелист Иоанн указывает на то, что Иоанн Креститель сам отрицал, что он - Христос, или тот великий пророк, которого обещал Моисей (1,20). Когда иудеи пришли к Иоанну Крестителю объявить, что Иисус начал наставлять, они, очевидно, ожидали, что Иоанна Крестителя возмутит такое вторжение в его сферу деятельности. Но в четвертом Евангелии мы видим как Иоанн Креститель отрицает, будто ему принадлежит первое место, и заявляет, что Иисусу должно расти, а ему, Иоанну, умаляться (3,25-30). евангелист Иоанн указывает на то, что Иисус имел большей успех Своими воззваниями к народу, чем Иоанн (4,1). Он приводит слова людей о том, что Иоанн Креститель не был способен сделать то, что мог сделать Иисус (10,41).

Должно быть, в Церкви была какая-то группа людей, которая хотела отвести Иоанну Крестителю слишком высокое место. Сам Иоанн Креститель не поощрял такие мысли, он, напротив, убеждал людей в обратном. Но автор четвертого Евангелия знал о наличии такой тенденции и принимал меры для борьбы с ней. И сейчас еще бывает, что люди почитают проповедника больше, чем Христа, и сейчас глаза людей иногда больше обращены на вестника, чем на Царя, посланцем Которого он является. Сам Иоанн Креститель нисколько не был виноват в происходящем, но евангелист Иоанн решил принять меры к тому, чтобы никто не сводил Иисуса с принадлежащего Ему первого места.

В этом отрывке мы встречаем еще одно ключевое слово четвертого Евангелия: свидетельствовать. Автор четвертого Евангелия приводит одно за другим восемь свидетельств в подтверждение того, что Иисусу Христу принадлежит высочайшее место.

1. Есть свидетельство Отца. Иисус говорит: "И пославший Меня Отец Сам засвидетельствовал о Мне" (5,37). "И свидетельствует о Мне Отец, пославший Меня (8,18). Что Иисус хотел этим сказать? Он имел в виду две вещи.

Во-первых, Свое собственное ощущение: в Его сердце говорил внутренний голос Божий, и этот голос не оставлял Ему никакого сомнения в том, к кому Он был послан и что Он должен был совершить. Иисус вовсе не считал, будто Он Сам выбрал Себе задачу. Он был внутренне убежден в том, что Бог послал Его в мир жить для людей и умереть за них.

Во-вторых, Он имел в виду то, что чувствовали люди: когда люди встречаются с Христом, к Ним приходит внутреннее убеждение, что перед ними Сам Сын Божий. Тирелл говорил, что мир не может забыть того "странного человека на кресте". Та внутренняя сила, которая всегда обращает наш взгляд ко Христу, даже тогда, когда мы стараемся забыть о Нем, тот внутренний голос, который говорит нам, что Иисус - это Сын Божий и Спаситель мира - это свидетельство Бога в наших душах.

2. Есть свидетельство Самого Иисуса. "Я Сам свидетельствую о Себе" (8,18), - говорил Он. "Если Я Сам о Себе свидетельствую, свидетельство Мое истинно" (8,14). Что же Он хочет этим сказать? Он хочет сказать, что лучшее свидетельство того, Кто Он есть, это Его поведение и Его дела. Он утверждал, что Он есть свет, жизнь, истина и путь; что Он - Сын Божий и что Он един с Отцом. Он утверждал, что Он Спаситель и Господь всех людей. Будь Его жизнь иной и будь у Него другой характер, такие утверждения были бы просто-напросто шокирующими и богохульными. Сама Его жизнь и само Его поведение служили лучшим доказательством истинности Его утверждений.

3. Есть еще свидетельство Его деяний. Он сказал: "Ибо дела, которые Отец дал мне совершить... свидетельствуют о Мне" (5,36). "Дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне" (10,25). Иисус говорит Филиппу о том, что Он един с Отцом и добавляет: "Верьте Мне по самым делам" (14,11). Трагедия людей в том и заключается, что они видели дела Его и не поверили (15,24). Надо здесь отметить вот что: когда Иоанн говорит о делах Иисусовых, он говорит не только о чудесах Его, он имеет в виду всю жизнь Иисуса. Он думает не только о великих и выдающихся моментах, но и о Его каждодневной будничной жизни в каждую минуту. Иисус не смог бы выполнить ту великую работу, которую совершил, если бы Он не был постоянно с Богом и наоборот. Никто не может каждодневно жить жизнью, полной любви и жалости, сострадания и прощения, служения и помощи, если он не в Боге, а Бог не в Нем. Нет, не чудеса служат доказательством того, что мы принадлежим Христу, а наша христианская жизнь в каждую минуту каждого дня. В обыденных делах наших доказываем мы, что принадлежим Ему.

4. Есть свидетельство о Нем в Писании. Иисус говорит: "Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне" (5,39); "Ибо, если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне" (5,46). Филипп был убежден в том, что он нашел Того, о Котором писали Моисей в законе и пророки (1,45). На протяжении всей истории Израиля люди мечтали о дне, когда придет посланный Богом Мессия. Эти люди уже нарисовали себе целые картины о Его приходе и записали свои мысли об этом. И вот теперь эти мечты, картины и надежды наконец полностью и окончательно сбылись. Он пришел, Тот, Которого мир ждал.

5. Есть свидетельство последнего пророка - Иоанна Крестителя. "Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете" (1,7.8). Он свидетельствовал о том, что видел Духа, сходящего на Иисуса. Иоанн Креститель, в котором пророчества достигли высшей точки, свидетельствовал об Иисусе, на Которого указывали свидетельства всех пророков.

6. Есть свидетельства людей, с которым общался Иисус. Самарянка свидетельствовала о Его ясновидении и о Его силе (4,39). Слепорожденный свидетельствовал о Его целительной силе (9,25.38). Народ, бывший с Ним прежде, свидетельствовал о сотворенных Им чудесах (12,17). Есть одна легенда, в которой рассказывается о том, как Синедрион искал свидетелей, когда судил Иисуса. В Синедрион пришла толпа. Один говорил: "Я был прокаженный, и Он вылечил меня". "Я был слепой, и Он открыл мне глаза", - говорил другой. "Я был глухой, и Он вернул мне слух", - говорил третий. Но как раз такие свидетельства Синедрион не хотел слышать. Во все века и во все поколения многие люди были готовы свидетельствовать о том, что сделал для них Христос.

7. Есть свидетельства апостолов и, в частности, самого автора четвертого Евангелия. Иисус сказал своим ученикам: "А также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мной" (15,27). Автор Евангелия лично свидетельствует и ручается за истинность всего, что он сообщает. Он пишет о распятии: "И видевший засвидетельствовал и истинно свидетельство его" (19,35).

"Сей ученик, - говорит он, - и свидетельствует о сем и написал сие" (21,24). Иоанн рассказывает не о слышанном, рассказывает не из вторых рук, а о том, что он видел и пережил сам. Лучший свидетель - это человек, который может сказать: "Это так, я знаю это по своему опыту".

8. Есть свидетельство Святого Духа. "Когда же придет Утешитель... Дух Истины... Он будет свидетельствовать о Мне" (15,26). В Первом послании Иоанна сказано: "И Дух свидетельствует о Нем, потому что Дух есть истина" (1 Иоан. 5,6). В представлении иудеев Дух выполнял две функции: Дух приносил Божию истину людям и Дух же давал людям способность узнать эту истину, когда они видели ее. Именно Дух Святой в сердцах наших дает нам способность подлинно узнать Иисуса и верить в то, что Он может сделать для нас.

Иоанн написал это Евангелие, чтобы неопровержимо доказать, что Иисус Христос есть разум Божий, полностью открывшийся людям.

Свет каждого человека (Иоан. 1,9)

В этом стихе, Иоанн употребляет для характеристики Иисуса очень важное слово: он называет Иисуса Светом истинным. В греческом есть два подобных слова. В Библии оба эти слова переведены как истинный; но они несколько различаются по значению. Одно из них алефес, что значит истинный, правильный, в противоположность неправильному, употребляется, например, в смысле правильное утверждение, сообщение; другое - алефинос, со значением реальный, настоящий, подлинный, в противоположность воображаемому или поддельному.

Таким образом, Иоанн говорит, что Иисус - это истинный, настоящий свет, пришедший в мир, чтобы просветить каждого человека. До того, как пришел Иисус, люди следовали за другими источниками света: эти источники были лишь мерцанием истины или слабым проблеском реальности; иные же были плодом воображения людей и уводили их во тьму. Это имеет место и сегодня: свет бывает мерцающим и фальшивым, и люди все еще следуют за такими источниками света. Иисус - единственный настоящий Свет, который ведет по истинному пути.

Иоанн говорит, что Иисус, Его приход, принес людям настоящий свет. Приход Иисуса был подобен вспышке света, он был подобен заре. Один путешественник рассказывал о том, как он стоял однажды на холме над неаполитанским заливом: было очень темно, ничего не было видно, и вдруг вспышка молнии осветила все, каждую деталь. Иисус пришел в мир тоже, как свет в ночи.

1. Его приход рассеял тени сомнений. До Его прихода люди могли лишь гадать о Боге. "Трудно найти что-нибудь о Боге, - сказал один древний грек, - а когда найдешь что-нибудь, невозможно рассказать кому-нибудь об этом". Для язычников Бог обитал либо в непроглядной тьме, либо в свете, к которому ни один человек не мог приблизиться, а когда пришел Иисус, люди по-настоящему увидели каков Бог: тени и туман рассеялись, дни гаданий прошли и с ними период неизвестности. Свет пришел.

2. Приход Иисуса рассеял тени отчаяния. Мир, в который пришел Иисус, был полон отчаяния. "Люди, - говорил римский философ Сенека, - сознают свою беспомощность даже в самых обыденных вещах". Эти люди страстно ждали, чтобы сверху опустилась рука и помогла им. "Они ненавидят свои грехи, но не могут расстаться с ними". Они отчаялись в том, что они когда-нибудь смогут исправиться сами или исправить мир. А с приходом Иисуса в жизнь пришла новая сила. Иисус принес не только знание, но и силу. Он не только показал правильный путь, но и дал людям силы идти по этому пути. Он не только наставил их на путь истинный, но дал им Свое присутствие, когда все невозможное стало возможным. Мрак пессимизма и отчаяния растаял навсегда.

3. Приход Иисуса рассеял мрак смерти. Древний мир страшился смерти. Люди представляли себе смерть как полную гибель, полный распад, тлен, и души людей вздрагивали от такой мысли. Они представляли себе смерть как бесконечный ряд пыток пред разными богами и это вселяло ужас в души людей. А Иисус Своим приходом - Своей жизнью, Своей смертью, Своим воскресением показал людям, что смерть есть лишь путь к Жизни с большой буквы. Тьма была рассеяна. У известного английского писателя Стивенсона есть рассказ о молодом человеке, чудом оставшемся в живых после дуэли, в которой он был уверен, что погибнет; и вот, оставшись в живых, он уходит и сердце его поет: "Горечь смерти прошла". С Иисусом горечь смерти прошла для каждого человека.

И, наконец, Иисус - это Свет, который просвещает каждого человека приходящего в мир. Древний мир был разделен на замкнутые в себе общины: иудеи ненавидели язычников и считали, что Бог сотворил язычников исключительно для того, чтобы топить ими адский огонь. Правда, был один человек - пророк Исаия - который видел судьбу Израиля в том, чтобы он стал светом для язычников (Ис. 42,6; 49,6), но и сам Израиль бесповоротно и навсегда отказался от такой роли. Греки тоже никогда не полагали, будто знание - удел всякого человека. Римляне смотрели свысока на варваров, как на низшую расу, не ведающую, что такое римское право. Иисус же пришел в этот мир, чтобы быть светом для всех, для каждого человека. Лишь у Бога и Отца нашего Иисуса Христа достаточно большое сердце, чтобы в нем нашлось место для всех людей мира.

Непознанный (Иоан. 1,10.11)

Когда Иоанн писал этот отрывок, он наверняка думал о следующих двух вещах.

1. Он думал о времени, прошедшем до прихода на землю Иисуса во плоти. С самого начала времен логос Божий присутствовал в этом мире и работал в нем. Сперва созидающее и динамичное слово Божие создало мир, и с тех самых пор именно слово, логос, разум Божий сделали из мира упорядоченное целое, а человека - мыслящим существом. И если человек стремился познать Его, логос всегда можно было узнать во вселенной.

Вестминстерское исповедание веры начинается словами: "Природные светила, деяния творения и провидение так ясно демонстрируют великодушие, мудрость и силу Бога, что люди предстают недостойными никакого прощения". Павел сказал, что Бог создал видимый мир таким, чтобы обратить мысли людей к миру невидимому, и, что всегда, когда люди смотрят на мир открытыми глазами и с открытым сердцем, их мысли неизбежно обращаются к Создателю мира (Рим. 1,19.20). Мир создан так, что всегда, когда люди правильно смотрят на него, их мысли обращаются к Богу.

В богословии всегда проводилось различие между естественным, научным богословием и богодухновенным богословием, богословием откровения. Богословие откровения занимается истиной, данной нам непосредственно Богом в словах пророков, на страницах Божественной книги Библии и, в высшей степени, в Иисусе Христе. Естественное, научное богословие занимается той истиной, до которой человек может дойти своим умом, анализируя мир, в котором он живет. Как же тогда можем мы увидеть слово, логос, разум Божий, в нашем мире?

а) Мы должны бросить взгляд на мировой порядок. Греки всегда считали, что там, где есть порядок, там должен быть и разум. Вглядываясь в наш мир, мы видим в нем поразительный порядок. Приливы и отливы соблюдают установленное им время; сев и урожай, лето и зима, день и ночь идут своим чередом, совершенно очевидно, что в природе существует великий порядок и потому, совершенно очевидно, за этим должен стоять и разум. Более того, этот разум должен быть больше, чем разум человека, потому что он достигает результатов, которых никогда не сможет достичь человеческий разум. Человек не может обратить день в ночь, или ночь в день; человек не может создать семя, которое могло бы прорасти; человек не может создать живое вещество. Если в мире царит порядок, то за этим стоит разум, а если в этом порядке есть нечто, что стоит за пределами человеческого разума, то он должен быть выше и вне досягаемости человеческого разума - вот мы и пришли к Богу. Взглянуть на наш мир - значит лицом к лицу столкнуться с сотворившим его Богом.

б) Мы должны взглянуть ввысь. Нигде так ясно не виден этот поразительный порядок, как в движении небесных тел. Астрономы говорят, что звезд на небе - как песчинок на морском берегу. Выразим это в нашей терминологии. Представьте себе только проблему регулирования движения на небесах, а ведь небесные тела не сбиваются, следуя установленным им путями и маршрутами. Астроном может точно предсказать местонахождение той или иной планеты. Астроном может за сотни лет предсказать, когда будет затмение солнца и с точностью до секунды вычислить его продолжительность. Кто-то сказал, что астроном не может быть атеистом. Обращая взгляд вверх, он видит Бога.

в) Мы должны посмотреть в себя. Откуда получили мы способность думать, рассуждать и знать? Откуда у нас знание добра и зла? Откуда у самого закоренелого злодея в глубине сердца сознание того, что он совершает зло? Немецкий философ Кант сказал когда-то, что в существовании Бога его убеждают две вещи: звездное небо над его головою и нравственный закон в его душе. Не мы дали себе жизнь и разум, который направляет эту жизнь: мы должны были получить это от какой-то силы, находящейся вне нас.

Откуда у нас угрызения совести, чувство сожаления, раскаяния, чувство собственной вины? Почему мы не можем чувствовать себя спокойными, когда мы следуем исключительно своим желаниям? Когда мы обращаем взор внутрь себя, мы видим там то, что римский император и философ Марк Аврелий назвал "богом внутри нас", а римский философ-стоик Сенека - "святым духом, обитающим в наших душах". Человек не может объяснить свое существование, не обращаясь к Богу.

г) Мы должны посмотреть назад. Крупный историк Дж. А. Фроуд (1818-1898 гг.) сказал однажды, что вся история есть наглядная иллюстрация нравственного закона в действии. Как писал английский писатель Ридьярд Киплинг:

Увы, весь наш вчерашний блеск

Сравняется с Ниневией и Тиром!

История показала, что нравственный упадок всегда идет рука об руку с национальным упадком. "Ни одна нация, - сказал английский писатель и драматург Бернард Шоу, - не пережила утраты своих богов". Вся история наглядно показывает, что в мире есть Бог.

Но хотя это действие слова Божия мог видеть каждый, многие так никогда и не увидели Его.

Непознанный (Иоан. 1,10.11 (продолжение))

2. И вот созидающее и направляющее Слово Божие пришло в мир в образе человека Иисуса. Иоанн говорит, что Иисус пришел к своим, и свои Его не приняли. Что под этим подразумевает Иоанн? Под этим он подразумевает, что когда Слово Божие пришло в этот мир, Оно пришло не в Рим, Грецию, Египет или в восточные страны. Оно пришло в Палестину. Палестина была избранной Богом землей, и иудеи были избранным Богом народом.

Это уже видно из тех текстов, которыми названы эта земля и этот народ в Ветхом Завете. Палестину неоднократно называют святой землей (Зах. 2,12; 2 Макк. 1,7; Прем. 12,3). Бог говорит о Палестине как о Моей земле (Ос. 9,3; Иер. 2,7; 16,18; Лев. 25,23); Он называет народ Израиля Своею собственностью, Своим уделом (Исх. 19,5; Пс. 134,4). Иудеи названы святым народом у Господа (Втор. 7,6); собственным Его народом (Втор. 14,2; 26,18). Израиль назван частью Господа (Втор. 32,9).

Иисус пришел в землю, которая была собственной Его, Бога землей, и к народу, который был собственным Его, Бога народом. Следовательно, Иисус пришел к народу, который должен был бы встретить Его с распростертыми объятиями, дверь должна была быть широко открыта перед Ним. Его должны были бы приветствовать, как возвратившегося домой странника, или даже больше, как вернувшегося домой Царя - но они Его отвергли. Его встретили ненавистью, а не поклонением.

И в этом заключается трагедия народа, который был приготовлен для выполнения особой задачи, и который отказался от выполнения этой задачи. Бывает так, что родители экономят, собирают и жертвуют многим, чтобы дать сыну или дочери лучшие возможности в жизни, подготовить сына или дочь для выполнения особой задачи, а когда такой случай или возможность представляется, дети отказываются воспользоваться ею, или оказываются почему-либо не в состоянии воспользоваться ею, то это большая трагедия, и такая же трагедия постигла Бога.

Было бы ошибкой считать, что Бог подготовил лишь народ Израиля. Бог подготавливает в этом мире каждого человека, каждую женщину и каждого ребенка к выполнению какой-либо задачи. В одном рассказе повествуется о девочке, отказывавшейся даже смотреть на все грязное. Когда ее спросили о причине такого поведения, она ответила: "Когда-нибудь в мою жизнь придет нечто прекрасное и я хочу быть готовой к этому". Трагедия заключается в том, что большинство людей отказываются выполнять задачу, предназначенную им Богом.

Это можно выразить по другому и тогда это будет еще лучше отражать положение вещей - лишь немногие люди становятся тем, кем им было назначена, а происходит это из-за лени или апатии, робости или трусости, недисциплинированности или потакания своим слабостям, из-за увлечения второстепенным или случайным. Мир полон таких людей, которые так никогда и не осознали заложенных в них возможностей. Не надо думать, будто Бог уготовил нам лишь великие дела и свершения, которые станут достоянием всего человечества и будут известны всем. Вполне может быть, что наша задача заключается в том, чтобы наставить ребенка в жизни и научить его всему нужному; сказать в решающий момент нужное слово или оказать нужное влияние, чтобы жизнь его не пошла прахом. Может быть, наша задача заключается в том, чтобы отличнейшим образом выполнить совсем небольшое дело; может быть она заключается в том, чтобы мы своими руками, своими словами, своими мыслями оказало влияние на жизнь кого-то. Дело в том, что Бог всем опытом нашей жизни подготавливает нас к чему-нибудь, а многие отказываются от возложенной на них задачи или даже не догадываются о ней.

В этой простой фразе: "Он пришел к своим, и свои Его не приняли" - очень много смысла и чувства. Так поступили одни с Иисусом когда-то очень давно, и так поступают с Ним еще и сегодня.

Чада Божии (Иоан. 1,12.13)

От Иисуса, когда Он пришел, отвернулись не все; были и такие, которые пришли и приветствовали Его и Он дал им власть быть чадами Божиими.

В некотором смысле человек действительно чадо Божие, если даже и не в прямом смысле слова; в определенном смысле он должен стать чадом Божиим. Мы будем рассуждать лишь в человеческих категориях, потому что мы только в них и можем рассуждать.

Есть два рода детей; такие, которые пользуются всем, что они могут взять в своем доме, ничего не давая взамен. Родители могут работать и жертвовать многим, чтобы дать детям все необходимое для их жизни, а дети берут это как полагающееся им по праву, не задумываясь над тем, что они берут, даже не пытаясь заслужить это или отплатить за него. Покидая дом, они даже не пытаются поддерживать с ним отношения: дом сослужил для них свою службу и он им больше не нужен; они не думают о поддерживании каких-то связей или об отплате какого-то долга, они дети своих родителей, родителям своим обязаны они своей жизнью и всем, чем они стали, но между ними и их родителями нет уз любви и близости. Родители отдали им в своей любви все, дети же не дали им ничего.

Но есть дети, которые всю жизнь понимают, что их родители делают и сделали для них: они делают все, чтобы показать свою признательность и благодарность, стараясь быть такими, какими родители хотят их видеть; с годами они все больше и больше сближаются с родителями, отношения родителей и детей перерастают в дружеские и товарищеские. Когда такие дети покидают родительский дом, они не порывают связывающих их с ним уз и всегда помнят о своем долге перед родителями.

В одном случае дети, вырастая, все больше и больше отдаляются от родителей, в другом они становятся все ближе и ближе к ним. И те и другие дети, но совершенно разные. Во втором случае они становятся такими детьми, какими первые так никогда и не были.

Это можно проиллюстрировать и на другом примере. Когда одному известному профессору назвали имя молодого ученого, который утверждал, что был студентом этого профессора, последний ответил: "Он, может быть, и посещал мои лекции, но он не был моим учеником". Большая разница сидеть в лекционном зале у профессора или быть его учеником. Могут быть контакты без общения, могут быть отношения без товарищества. Все люди - чада Божии в том смысле, что они обязаны Ему своим созданием и сохранением своей жизни, но лишь некоторые становятся чадами Божиими по глубине и интимности личных взаимоотношений.

Евангелист говорит, что в такие истинные отношения с Богом можно вступить только через Иисуса Христа. Говоря, что они "не от крови", Иоанн обращается к иудейскому представлению о том, что ребенок рождается от соединения отцовского семени с материнской кровью. Отношения же с Богом, говорит Иоанн, основаны не на кровной связи, они произошли не от человеческого желания или человеческой воли; они идут исключительно от Бога: мы не можем сами стать чадами Божьими - мы можем вступить в отношения, которые предлагает нам Бог. Человек не может по собственной воле и власти вступить в дружеские отношения с Богом: между человеческим и Божественным громадная попасть; человек лишь тогда может вступить в дружеские отношения с Богом, когда Бог Сам откроет ему этот путь.

Проведем опять человеческую аналогию: простой человек не может предложить королю или другому сильному мира сего свою дружбу; если такая дружба вообще может возникнуть, она зависит полностью от поведения этого сильного мира сего. Так же обстоит дело и в наших отношениях с Богом. Мы не можем по своей воле или через свои свершения вступить в товарищеские отношения с Богом - ведь мы люди, а Он - Бог. Мы можем вступить в такие отношения лишь в том случае, если Бог, в Своем великом милосердии снизойдет и отворит нам путь к Себе.

Но и здесь надо видеть лишь человеческую аналогию. Нам следует принять то, что Бог нам предлагает. Отец может предложить сыну свою любовь, свой совет, свою дружбу, сын может отказаться от всего этого и пойти своим путем; так и в наших отношениях с Богом: Бог дает нам власть, дает нам возможность быть чадами Его, но люди не всегда принимают Его предложение.

Мы принимаем такое предложение, если мы верим во имя Иисуса Христа. А что это значит? В иудейском мировоззрении слово имя имело странное для нас значение. Под этим выражением иудеи понимали не столько имя, под которым человек был известен, сколько его свойства природы, суть в той степени, как она была известна людям. Так, например, псалмопевец говорит в Пс. 9,11: "И будут уповать на Тебя знающие имя Твое", совершенно очевидно, что это не значит, что на Него будут уповать те, кто знает, что имя Бога Иеговы; это значит, что на Него готовы уповать и будут рады уповать те, кто знает характер Бога, природу Бога, кто знает каков Бог. В Пс. 19,8 псалмопевец говорит: "Иные - колесницами, иные - конями, а мы именем Господа, Бога нашего, хвалимся", совершенно очевидно, что не значит, что мы хвалимся тем, что имя Бога - Иегова, а это значит, что одни люди полагаются на человеческие средства, а мы полагаемся на Бога, потому что знаем, какой Он.

А и верить во имя Иисуса - это значит верить в то, Кем Он является: воплощением доброты, любви, нежности и служения. Сутью всего сказанного Иоанном является то, что в Иисусе мы видим проявление разума Божьего, отношения Бога к людям. Когда мы верим в это, мы верим в то, что Бог такой же любящий, каким был здесь Иисус. Верить во имя Иисусово - значит верить, что Бог такой же, как Он; лишь поверив в это, мы можем покориться Богу и стать чадами Его. Если бы мы не увидели в Иисусе, каков Бог, мы бы даже никогда и думать не посмели, что можем стать чадами Божиими. Эту возможность стать детьми Божиими дало нам осознание того, кем был и является Иисус.

Слово стало плотию (Иоан. 1,14)

Мы подошли к предложению, ради которого Иоанном было написано Евангелие. Он размышлял и говорил о слове Божием, о том всесильном, созидающем, динамическом слове, которое было помощником Бога при творении, о том ведущем, направляющем и сдерживающем слове, которое вносит порядок во вселенную и в умы человеческие. Эта идея была хорошо известна иудеям и грекам; но евангелист вдруг говорит самую потрясающую и невероятную вещь: "Это Слово, Которое сотворило мир, этот Разум, Который направляет порядок в мире, стал Человеком и мы видели Его нашими собственными глазами". При этом Иоанн употребляет слово феасфай, переведенное как видели; оно употребляется в Новом Завете более двадцати раз и каждый раз в смысле физического зрения, а не духовного видения. Иоанн заявляет, что Слово пришло в мир действительно в образе Человека и все люди видели Его своими глазами. Он говорит: "Если вы хотите видеть, что из себя представляет это создающее Слово, этот направляющий и сдерживающий Разум - посмотрите на Иисуса Назарянина".

И здесь путь Иоанна расходится с предшествовавшими ему идеями и мировоззрениями. Для греческого мира, для которого Иоанн писал свое Евангелие, эта идея оказалась чем-то совершенно новым. Аврелий Августин, один из выдающихся отцов Церкви, сказал впоследствии, что до принятия христианства он читал и изучал языческих философов и нашел у них многое, но ни разу не встретил идеи о том, чтобы слово обрело плоть.

В представлении грека это было нечто невероятное. Последнее, что мог допустить грек, было представление о том, что Бог может принять человеческий облик. В представлении грека тело было злом, оно было темницей, в которой закована душа, могилой, в которой томится дух. Мудрый старый древнегреческий историк Плутарх не верил в то, что Бог может непосредственно направлять и контролировать события нашего мира; в его представлении Он должен делать это через посредников и заместителей, ибо, в представлении Плутарха, было бы чистым богохульством впутывать Бога в земные и мирские дела. И Филон Александрийский тоже никогда бы не мог сказать ничего подобного. Он говорил: "Жизнь Божия не снизошла до нас, она также не опустилась до потребностей тела человеческого". Крупный римский философ-стоик, император Марк Аврелий, презирал тело, когда он сравнивал его с духом. "И потому относись к твоему телу с таким же пренебрежением: оно лишь кровь да кости, бренное плетение из нервов, жил и артерий". "Строение всего тела бренно".

А здесь было нечто потрясающе новое: Бог может стать Человеком и Он стал Им; Бог может войти в жизнь, которой живем мы, вечность может вторгнуться во время, Создатель может каким-то образом явиться в творении в такой форме, чтобы люди действительно могли видеть Его своими глазами.

Эта концепция Бога в человеческом образе была потрясающе новой и неудивительно, что даже в Церкви нашлись люди, которые не могли поверить в это. Иоанн говорит, что Слово стало сарк. Ну, а слово сарк Павел очень часто употребляет для передачи того, что он называет плотью - человеческой природы со всеми ее слабостями и склонностью грешить. Сама мысль употребить это слово по отношению к Богу ошеломляла людей. И потому в Церкви появились люди, которых называли докетистами.

Греческое докейн означает кажущийся существующим. Эти люди считали, что Иисус был лишь иллюзией, призраком, что Его человеческое тело не было реальным телом, что в действительности Он не мог ощущать голод, усталость, печаль и боль, что в действительности Он, якобы, был бестелесным духом, хотя и казался человеком, совершенно недвусмысленно Иоанн сказал об этих людях в своем Первом послании: "Духа Божия (и духа заблуждения) узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога; а всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста" (1 Иоан. 4,2.3). Совершенно очевидно, что эта ересь явилась порождением своего рода ложного благоговения, отказывающегося от заявления, что Иисус действительно и воистину был человек, в полном смысле этого слова. В представлении Иоанна эта ересь противоречила всему духу христианской благой вести.

Бывает часто так, что и мы, говоря о Божественности Иисуса, склонны забывать, что Он был человеком в полном смысле этого слова. Слово стало плотию - в этом, может быть, как нигде больше в Новом Завете, чудесно провозглашена человеческая сущность Иисуса. В Иисусе мы видели творящее Слово Божие, направляющий Разум Божий, Который Сам воплощается в человека. В Иисусе мы видим, как прожил бы эту жизнь Бог, если бы Он был человеком. Если бы нам больше нечего было сказать об Иисусе, мы могли бы все же сказать, что Он показывает нам, как бы Бог прожил ту жизнь, которую нужно прожить нам.

Слово стало плотию (Иоан. 1,14 (продолжение))

Разбираемый стих, можно сказать - величайший стих во всем Новом Завете, и поэтому для его изучению нам следует уделить достаточно много времени, чтобы более полно осознать его сокровища.

Мы уже видели, что Иоанн постоянно использует определенные ключевые слова, которые мы назвали бы темами всего Евангелия. Вот еще три таких ключевых слова.

1. Благодать. В этом слове заложены две главные идеи.

а) В нем заложена идея чего-то совершенно незаслуженного, чего-то такого, чего мы бы никогда не могли заслужить или достичь своими силами. Уже тот факт, что Бог пришел на землю, чтобы жить и умереть ради людей - уже это не есть заслуженное: это акт чистой любви со стороны Бога. В слове благодать одновременно подчеркивается беспомощная нищета человека и безграничная доброта Бога.

б) В нем заложена идея красоты. В современном греческом языке это слово имеет значение обаяние, очарование. В Иисусе мы видим совершенную обаятельность Бога. Раньше люди мыслили о Боге в терминах власти, величия, силы и кары. Они представляли себе силу Божию, которая могла сокрушить всякое противодействие и разгромить любой мятеж; а в Иисусе люди увидели совершенную обаятельность Бога.

2. Второе слово - истина. Это слово является одним из ведущих по значению в четвертом Евангелии. Мы встречаем его снова и снова. Обобщим, что же говорит Иоанн об Иисусе и истине.

а) Иисус - воплощение истины. Он сказал: "Я есмь... истина" (14,6). Чтобы увидеть истину, нужно посмотреть на Иисуса: в этом заключается нечто бесконечно дорогое для простого ума и простой души - лишь немногие люди способны понимать абстрактные идеи, большинство же людей мыслит образами и картинами. Можно много спорить и размышлять о ее понимании, но если мы сможем показать на прекрасного человека и сказать, что это есть красота, то все станет ясно. С тех самых пор как люди начали думать о Боге, они пытались конкретно сформулировать, кто Он и каков Он, но их слабые умы нисколько не приблизились к желаемому определению. Надо попросту прекратить размышления и взглянуть на Иисуса Христа и сказать: "Вот каков Бог". Иисус пришел не для того, чтобы говорить о Боге, Он пришел, чтобы показать людям, каков Бог, дабы и простейший ум мог бы так же близко познать Бога, как и величайший философ.

б) Иисус - посредник, передавший людям истину. Иисус сказал Своим ученикам, что если они пребудут в слове Его, то они познают истину (8,32). Понтию Пилату Он сказал, что пришел в мир для того, чтобы свидетельствовать об истине (18,37). Люди повалят толпами за теми учителями и проповедниками, которые действительно могут наставить их в сложных проблемах мышления их жизни. Иисус - Тот, Кто вносит ясность; Кто указывает правильный путь на многочисленных перекрестках жизни; Кто дает способность перед лицом трудных проблем принять правильное решение; Кто говорит, чему нужно верить в хоре соблазняющих нас голосов.

в) Хотя Иисус и покинул этот мир во плоти, Он оставил нам Свой Дух, Который ведет нас к истине (14,17; 15,26; 16,13). Он оставил нам не только книгу наставлений, в которой нам нужно искать указаний, что делать и как поступать, но и Своего Духа. Мы до сегодняшнего дня можем непосредственно спрашивать у Него, что нам делать, ибо Его Дух сопровождает нас на каждом шагу.

г) Истина делает нас свободными (8,32). Истина всегда приносит какое-то облегчение и освобождение. Ребенок, пытаясь самостоятельно дойти до сути вещей, часто получает странные и ошибочные представления о них и это вызывает у него страх; он чувствует себя свободным от этих страхов только узнав всю истину. Человеку может показаться, что он болен. Тогда он идет к доктору, и, даже если врач действительно найдет у него болезнь, он чувствует облегчение и освобождение от мучивших его неясных страхов. Истина, которую приносит нам Иисус, освобождает нас от отчуждения от Бога, от разочарований, от страхов, от всех слабостей и чувства страха. Иисус Христос - величайший освободитель на земле.

д) Истина вызывает возмущение у ее противников. Люди искали убить Иисуса, потому что Он сказал им истину (8,40). Истина вполне может явиться осуждением человека, она может показать ему, насколько он ошибался. "Истина, - говорили философы-циники, - подобна свету, падающему на больные глаза". Циники утверждали, что учитель, который никогда никого не рассердил, не сделал также никому добра. Люди могут закрывать глаза на правду и запирать от нее свой ум, они могут убить человека, сказавшего им правду - но правда остается правдой. Никто еще не уничтожил правды, отказавшись слушать ее, и истина, в конце концов, достигает человека.

е) Истине часто не верят (8,45). Есть две главные причины, почему человек отказывается верить истине: потому что она кажется слишком хорошей, чтобы быть истинной, или же потому, что он настолько погряз в своих полуправдах, что не может с ними расстаться. Часто полуправда - худший враг истины.

ж) Истина - не есть нечто абстрактное: человек должен поступать по правде (3,21). Это то, что нужно знать умом, принимать сердцем и практиковать в жизни.

Слово стало плотию (Иоан. 1,14 (продолжение))

Даже если всю жизнь изучать этот стих, то все равно нельзя будет познать всю заложенную в нем истину. Мы уже рассмотрели два из ключевых слов, а теперь обратимся к третьему - слава. Иоанн часто употребляет это слово по отношению к Иисусу Христу. Мы сперва посмотрим, что он говорит о славе Христовой, а потом увидим, можем ли мы понять что он под этим подразумевает.

1. Жизнь Иисуса Христа была проявлением славы. Совершив первое чудо в Кане Галилейской - превратив воду в вино, Иисус, по словам Иоанна, явил славу Свою (2,11). Видеть Иисуса и чувствовать Его власть, силу и любовь, значит видеть славу Его.

2. Явленная Иисусом слава - это слава Божия. От людей Он не принимал славы (5,41). Он искал славу не Себе, а Пославшему Его (7,18), а Его прославлял Его Отец (8,50.54). В воскресении Лазаря Иисус тоже видит славу Божию (11,4). Воскресение Лазаря было к славе Божией, чтобы прославился через нее Сын Божий (11,4). Слава, которая была на Иисусе и проявлялась через Него - это слава Божия.

3. И все же эта слава была исключительно Его, Иисуса. Когда близился конец, Иисус молился, чтобы Бог прославил Его славою, которую Он имел прежде (17,5). Он сияет не чужим светом, Его слава принадлежит Ему, и принадлежит Ему по праву.

4. Свою славу Он передал Своим ученикам; Он дал им славу, которую Ему дал Отец (17,22). Иисус как бы разделил славу Божию, а ученики Его как бы разделяют с Ним Его славу. Пришествие в мир Иисуса - это пришествие к людям славы Божией.

Что хочет сказать этим Иоанн? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны обратиться к Ветхому Завету. Иудеям было очень дорого понятие шехина, что значит пребывающий. Это слово употреблялось для передачи видимого пребывания Бога среди людей. Неоднократно встречаем мы в Ветхом Завете указания на то, что люди видели славу Божию. В пустыне Синайской, перед тем, как сыны Израиля получили манну небесную, они "оглянулись к пустыне, и вот, слава Господня явилась в облаке" (Исх. 16,10). Перед тем, как иудеи получили Десять заповедей, "слава Господня осенила гору Синай" (Исх. 24,16). Когда скиния была построена и освящена "слава Господня наполнила скинию" (Исх. 40,34). При открытии Храма Господня, построенного Соломоном, священники не могли стоять на служении "по причине облака, ибо слава Господня наполнила храм Господень" (3 Цар. 8,11). Во время видения в Храме Исаия слышал ангельский хор, поющий "вся земля полна славы Его" (Ис. 6,3). И Иезикииль видел "видение подобия славы Господней (Иез. 2,1). В Ветхом Завете слава Господня приходила к людям тогда, когда Бог был очень близок.

Слава Божия, просто-напросто, значит присутствие Бога. Иоанн употребляет хорошо известную иллюстрацию. Земной отец передает свою власть и свою славу старшему сыну. Наследник трона, наследник царя облечен царской славой своего отца. Так было и с Иисусом: когда Он пришел на эту землю, люди увидели в Нем сияние и величие Бога, а в центре этого сияния была любовь. Когда Иисус пришел в этот мир, люди увидели чудо Божие и чудо это была любовь. Люди увидели, что слава Божия и любовь Божия - это одно и то же. Слава Божия - это не слава восточного тирана, а сияние любви, перед которой мы падаем ниц не в малодушном ужасе, а восхищенные изумленные и переполненные любовью.

Неисчерпаемая полнота (Иоан. 1,15-17)

Мы уже видели, что четвертое Евангелие было написано в период, когда было важно обеспечить, чтобы люди не отводили Иоанну Крестителю неоправданно высокое место в своих мыслях. И поэтому евангелист Иоанн начинает этот отрывок высказыванием Иоанна Крестителя, в котором последний сам ставит Иисуса на первое место.

Иоанн Креститель говорит при этом: "Идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня". Это может иметь несколько значений: а) Иисус по времени рождения был на шесть месяцев моложе Иоанна Крестителя и, возможно, Иоанн Креститель хотел этим сказать: "Тот, Который младше меня, превзошел меня".

б) Может быть, Иоанн Креститель хотел тем самым сказать: "Я вышел в поле раньше Иисуса, я занял центральное место на сцене еще до Его прихода, но вся моя деятельность сводилась к тому, чтобы подготовить Ему путь; я был лишь авангардом главных сил и вестником Царя".

в) Но, может быть, Иоанн Креститель высказывает гораздо более глубокие мысли: может быть, он вообще мыслит не в категориях преходящего, а в категориях вечности. Может быть, он думает об Иисусе как о Том, Который существовал от века, рядом с Которым человек вообще не имеет ни веса, ни значения. Может быть также и то, что в уме у Иоанна Крестителя были все эти идеи; во всяком случае, он не преувеличивал своего значения - в эту ошибку впали некоторые его последователи. Самое высокое место принадлежит Иисусу.

В этом отрывке, кроме того, высказаны три великие идеи об Иисусе.

1. Мы все черпаем от Его полноты. Слово, которое переведено как полнота, плерома - это очень большое слово и значение его - общая сумма всего того, что есть в Боге. Это слово часто употребляет Павел. В Кол. 2,9 он говорит, что в Иисусе обитает вся полнота Божества телесно. В Кол. 1,19 он говорит, что в Иисусе обитала плерома - всякая полнота. Павел хочет сказать этим, что в Иисусе обитала вся полнота мудрости Божией, вся полнота Его силы и Его любви. Именно оттуда эта неисчерпаемость Иисуса; человек может прийти к Нему с любой нуждой и получить удовлетворение этой нужды; человек может обратиться к Иисусу с любым представлением и обнаружит в Нем его полное осуществление. Человек, любящий красоту, обретет в Иисусе высшую красоту; посвятивший свою жизнь поискам знания, найдет в Иисусе высочайшее откровение, жаждущий мужества найдет в Иисусе образец и секрет мужества; человек разочаровавшийся в жизни и не способный совладать с ней, найдет в Иисусе Господа жизни и силу любви; осознавший свои грехи найдет в Иисусе прощение грехов и силу быть добродетельным. В Иисусе люди обрели плерома, полноту Бога, то есть все то, что есть в Боге, что Уэсткотт назвал, "источником (кладезем) Божественной жизни".

2. Через Иисуса получили мы благодать и истину. В греческом это буквально звучит так: благодать взамен благодати. Что значит это странное выражение?

а) Оно может значить, что в Иисусе мы открываем одно чудо за другим. Когда к одному из древних шотландских королей пришел христианский миссионер, он спросил его, что ему может дать принятие христианства. " Ты будешь находить одно чудо за другим, - ответил миссионер, - и каждое из них совершившимся". Иногда, когда мы путешествуем по прекрасной дороге, перед нашими глазами открывается один прекрасный вид за другим; каждый раз мы думаем, что уже прекраснее ничего быть не может, а за следующим поворотом нам открывается еще более прекрасный вид. Человек, начинающий изучать какой-нибудь великий предмет, музыку, искусство или поэзию, так никогда и не может дойти до конца: всегда есть еще что-то более прекрасное, что он еще должен посмотреть и изучить. Так же обстоит дело и в наших отношениях с Иисусом Христом: чем больше мы знаем о Нем, тем чудеснее становится все; чем дольше мы живем во Христе, тем больше красот открывается нам; чем больше мы думаем о Нем и в Нем, тем дальше раздвигаются горизонты истины. Вполне может быть, что Иоанн хочет выразить в этой фразе безграничность Иисуса, может быть он хочет этим сказать, что человеку, идущему по жизни вместе с Христом, каждый день открываются все новые и новые удивительные вещи, поражающие и просвещающие его душу и его сердце.

б) А может быть мы должны понимать это выражение буквально: во Христе мы обретаем благодать взамен благодати. В различные эпохи и в различных жизненных ситуациях человеку требуется и разная благодать. В дни несчастья - одна, в дни юности - другая, а когда надвигаются сумерки старости, - третья. Церкви нужна одна благодать в эпоху гонений и преследований, другая - когда она получила признание и свободу. Нам нужна одна благодать, когда мы чувствуем себя наверху, и иная - когда мы находимся в отчаянии и растерянности или в подавленном состоянии. Нам нужна одна благодать, чтобы нести свое бремя, и нам нужна иная благодать, чтобы нести бремя ближнего; одна благодать, когда мы уверены во всем и иная, когда мы уже ни в чем не уверены. Благодать Божия тоже всегда разная - она тоже находится в динамике и она всегда соответствует предъявляемым ей требованиям. Как только в жизни возникает новая потребность, у Бога уже есть соответствующая благодать. Когда одна потребность или одна нужда проходит, приходит другая и с ней приходит новая благодать, и всю жизнь нам даруется благодать за благодатью, или благодать взамен благодати, ибо благодать Христова соответствует каждой ситуации и торжествует над ней.

3. Закон был дан людям Моисеем, а благодать и истину люди получили через Иисуса Христа. Прежде жизнь направлялась по закону; человек должен был сделать то-то или то-то, независимо от того, хотел он этого или не хотел, знал он причину и цель или нет; а с приходом Иисуса мы больше не пытаемся рабски выполнить закон Божий, мы стараемся по сыновьи отвечать на любовь Божию. Через Иисуса Христа Бог законодатель стал Богом-Отцом, Бог-Судия стал Богом, любящим души.

Откровение Божие (Иоан. 1,18)

Любой человек в древнем мире согласился бы с Иоанном, что Бога никто никогда не видел: люди были поражены, изумлены и подавлены тем, что Бог, как им казалось, являлся беспредельно далеким и непознаваемым. Бог говорил Моисею: "Лица Моего не можно тебе увидеть; потому что человек не может видеть Меня и остаться в живых" (Исх. 33,20). Напоминая людям о том, как Он дал им завет, Бог говорит: "Глас Его вы слышали, но образа не видели, а только глас" (Втор. 4,12). В ветхозаветном представлении никто не может видеть Бога. Великие греческие философы имели такое же представление о Боге. Так древнегреческий поэт и философ Ксенофан, основатель элейской школы сказал: "Везде только гадания". А великий древнегреческий философ Платон сказал: "Человек и Бог никогда не могут встретиться". Римский философ и ученый Авл Корнелий Цельс смеялся над тем, что христиане называли Бога Отцом, потому что говорил: "Бог превыше всего". Известный древнеримский писатель и философ-софист Апулей считал, что в лучшем случае, люди могут мельком увидеть Бога, как блеск молнии освещает мрак ночи - мгновение, доля секунды света и снова тьма. Еще некто выразился так: "Кем бы Бог ни был, Он, во всяком случае, находится вне досягаемости простого человека". Разве что в редчайшие моменты экстаза могут люди увидеть на мгновение то, что они называют "Сущим", обычно же люди остаются пленниками невежества и фантазии. В то время, должно быть, никто не стал возражать Иоанну в этом пункте.

Но он на этом не останавливается, он идет дальше и делает поразительное и ошеломляющее заявление о том, что Иисус во всей полноте явил людям, открыл людям, каков Бог. Это было, как выразился один английский богослов, "явление миру Бога во Христе". И здесь вновь звучит главная тема Евангелия от Иоанна: "Если вы хотите знать, каков Бог, взгляните на Христа".

Почему же Иисус может сделать то, что ни один человек никогда не делал? Откуда у Него сила и способность явить людям Бога?

Вот что говорит по этому поводу Иоанн об Иисусе.

1. Иисус - единородный Сын. В греческом это моногенез, что значит единственный Сын, единородный и в данном случае вполне соответствует русскому переводу Библии. Но дело в том, что еще задолго до написания четвертого Евангелия это слово потеряло свой чисто физический смысл и приобрело два особых значения. Оно стало значить уникальный, особый в своем роде и особенно любимый, совершенно очевидно, что единственный сын занимает и особое место в сердце отца и пользуется особой любовью, и поэтому это слово стало, прежде всего, значить уникальный. Авторы Нового Завета совершенно убеждены в том, что Иисус уникален, что не было никого, подобного Ему: Он один может привести Бога к людям и людей к Богу.

2. Иисус Сущий. Это значит, что Иисус - то же что и Бог; это значит, что по характеру и образу мыслей Он един с Богом. Видеть Его - значит видеть каков Бог.

3. Иисус - в недре Отчем. В древнееврейском выражения - быть в лоне, быть в груди, быть в сердце, значили самую интимную близость, какая только возможна в жизни: их употребляли по отношению к матери и ребенку; мужу и жене (Числ. 11,12; Втор. 13,6). Их употребляли по отношению к двум задушевным друзьям, совершенно и во всем единым друг с другом. Употребляя такое выражение по отношению к Иисусу и Отцу, Иоанн подразумевает, что между Иисусом и Богом существует полная и неразрывная близость. Именно потому, что Иисус един с Отцом, Он един с Богом и может явить Его людям.

В Иисусе Христе к людям пришел некогда далекий, невидимый, недостижимый Бог; Бог уже никогда больше не будет для нас чужим.

19-28

Свидетельство Иоанна (Иоан. 1,19-28)

Здесь начинается повествовательная часть Евангелия от Иоанна. Вначале был показан общий план, что Иисус - это Ум Божий, Разум Божий, что Слово Божие пришедшее в этот мир в образе человека. После этого Евангелие Иоанна переходит к повествованию о жизни Иисуса.

Иоанн, как никто другой, очень точен в обращении с датами. Отсюда и до 2,11 он шаг за шагом описывает имевшую большое значение первую неделю общественного служения Иисуса. События первого дня изложены в 1,19-28; события второго дня в 1,29-34; третьего - в 1,35-39. В 1,40-42 - рассказ о четвертом дне, события пятого дня - в 1,43-51. О шестом дне не сказано ничего, а события последнего дня недели изложены в 2,1-11.

В отрывке 1,19-2,11 четвертого Евангелия приведены три различные свидетельства величия и уникальности Иисуса. 1. Свидетельство Иоанна Крестителя (1,19-34). 2. Свидетельство, принявших Иисуса как учителя и Господа и ставших его учениками (1,41-51). 3. Свидетельство чудесной силы Самого Иисуса (2,1-11). Иоанн показывает нам Иисуса в трех аспектах и в каждом из них показывает нам Его абсолютную чудесность.

Как мы уже видели, автор четвертого Евангелия должен был считаться со сложившимся положением, когда Иоанну Крестителю отводили положение более высокое, чем положение, на которое претендовал сам Иоанн Креститель. В написанных уже в 250 г. и приписываемых Клименту Александрийскому "Признаниях Климента" читаем, что "были некоторые из учеников Иоанна Крестителя, которые проповедовали о нем, что он был Мессией". Из этого отрывка видно, что сам Иоанн Креститель совершенно определенно высказался бы против такого заявления.

А теперь обратимся собственно к отрывку. Уже в самом начале четвертого Евангелия мы видим одну особенность: посланники иудеев пришли спрашивать Иоанна Крестителя. Слово иудеи (иоудайой) встречается в четвертом Евангелии не менее семидесяти раз и каждый раз иудеи выступают как противники. Они сразу же противопоставили себя Иисусу и выступили против Него: уже одно упоминание иудеев на такой ранней стадии показывает наличие противопоставления. Четвертое Евангелие - с одной стороны, изображение Бога через Иисуса Христа, а с другой стороны - повесть об отвержении Иисуса Христа иудеями. Повесть о жертве Божией и отвержении ее людьми, повесть о любви Божией и греховности людей, о приглашении сделанном Иисусом Христом людям и об их отказе от него. Четвертое евангелие можно больше чем любое другое назвать Евангелием любви и предостережения.

Делегация иудеев, пришедшая распространить Иоанна Крестителя, состояла из священников и левитов. Интерес их был совершенно естественным, потому что Иоанн был сыном священника Захарии (Лук. 1,5). В иудаизме существовало только одно право на священничество - происхождение человека. Тот, кто не был потомком Аарона, не мог сделаться священником, бывшему же потомком Аарона ничто не могло помешать стать священником и поэтому, в глазах властей Иоанн Креститель фактически был священником и священники совершенно естественно могли прийти к нему и спросить о причине его столь странного на их взгляд поведения. Другие посланники были из фарисеев; вполне возможно, что за ними стоял синедрион. В задачи синедриона входило, помимо прочего, рассматривать дело всякого человека, которого заподозрили как лжепророка. К проповедовавшему Иоанну Крестителю люди шли толпами и синедрион мог посчитать своим долгом проверить этого человека - не лжепророк ли он?

Все это показывает, как подозрительно относились ортодоксальные иудеи ко всему необычному. Иоанн не отвечал обычным представлениям о священнике и о проповеднике, и, поэтому религиозные власти смотрели на него с подозрением. Церковь часто готова осудить новое уже потому, что оно новое. Можно даже сказать, что едва ли есть в мире еще такая организация, которая бы так сторонилась перемен, как Церковь. Она часто отвергала крупных учителей и важные события, потому что относилась с подозрением ко всему новому.

Свидетельство Иоанна (Иоан. 1,19-28 (продолжение))

Представители ортодоксального иудаизма задали Иоанну три вопроса.

1. Они спросили, не Мессия ли он. Иудеи ждали, и еще до сего дня ждут пришествия Мессии. Но единого представления о Мессии у них не было. Одни люди ждали Мессию, который принесет мир всей земле, другие ждали Мессию, который принесет царствие справедливости. Большинство же ждало великого героя, который поведет армию победительницу иудеев по всему миру. Некоторые ждали сверхъестественное существо прямо от Бога. А еще многие ждали царя из рода Давидова. Претенденты на Мессию появлялись довольно часто и вызывали мятежи и восстания. Эпоха Иисуса была бурной и мятежной, и потому, было совершенно естественным спросить Иоанна Крестителя, не Мессия ли он. Иоанн решительно отрекся от всяких притязаний быть Мессией, но сделал при этом интересный намек. В греческом тексте местоимение я выделено, ударением: Иоанн как бы сказал: "Я-то не Мессия, но если бы вы только знали, Мессия - здесь".

2. Они спросили Иоанна, не Илия ли он. Иудеи верили в том, что непосредственно перед пришествием Мессии вернется Илия, чтобы объявить Его пришествие и подготовить мир к Его встрече. В частности, Илия должен был, по их представлению, придти и удалить все споры, отличить обрядово чистые предметы и обрядово чистых людей от обрядово нечистых предметов и людей, установить, кто иудей и кто не иудей, воссоединить разобщенные семьи. Иудеи так твердо верили в это, что решение спорных и найденных денег и имуществ, если собственник не был установлен, откладывали по традиционному закону "до прихода Илии". Убеждение в том, что приход Илии будет предшествовать явлению Мессии, восходит к Мал. 4,5. Существовало даже поверье, что Илия помажет Мессию на царство, как помазывали всех царей, и что он подымет мертвых, чтобы и они удостоились Царствия Божия, но Иоанн Креститель отрицал за собой такую честь.

3. Они спросили его, не обещанный ли он пророк. Иногда иудеи верили в то, что при явлении Мессии вернутся Исаия, и в особенности, Иеремия. Это проистекало из обещания, данного Моисеем своему народу во Втор. 18,15: "Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь, Бог твой - Его слушайте". Это обещание никогда не забывал ни один иудей. Иудеи страстно ждали и ждали появления пророка, который должен быть больше всех пророков, особым пророком. Но Иоанн Креститель отрицал за собой и такую честь.

И потому они спросили его, кто же он такой, на что он ответил, что он лишь глас, призывающий людей подготовить путь Господу. Это цитата из Ис. 40,3; ее приводят все евангелисты (Мар. 1,3; Мат. 3,3; Лук. 3,4). Смысл ее таков. На древнем Востоке не было мостовых, там были обычные грунтовые дороги. Когда царь должен был посетить свою провинцию, когда завоеватель объезжал свои владения, дороги приводили в порядок: уравнивали все кривизны и извилины. Иоанн Креститель, собственно, сказал вот что: "Я - никто, я лишь голос, возвещающий вам, чтобы вы подготовились к прибытию Царя, он уже в пути".

Иоанн Креститель был настоящим проповедником и учителем - гласом, указывающим на Царя; меньше всего он хотел, чтобы люди смотрели на него - он хотел, чтобы они забыли его и видели только Царя.

Но фарисеев тогда поразило следующее: какое право Иоанн имел крестить людей? Он мог бы крестить людей, если бы он был Мессией, или хотя бы Илией, или даже пророком. Пророк Исайя писал: "Так многие народы приведет Он в изумление" (Ис. 52,15). Иезекииль писал тоже: "И окроплю вас чистою водою, - и вы очиститесь от всех скверн ваших" (Иез. 36,25). И Захария писал: "В тот день откроется источник дому Давидову и жителям Иерусалима для омытия рук и нечистоты" (Зах. 13,1). Но почему крестит Иоанн?

Еще более осложняло дело то, что крещение от руки человеческой вовсе не требовалось иудеям - так крестили прозелитов, новичков, пришедших от другой веры. Иудея же никогда не крестили - он уже был человеком Божиим и его не надо было омывать. Только язычников нужно было омывать при крещении. Иоанн Креститель же заставлял иудеев делать то, что должны были делать только язычники: то есть он полагал, что иудеям - избранному народу - тоже нужно очиститься. Он действительно так считал, но не ответил прямо.

Он сказал: "Я крещу в воде, но стоит среди вас Некто, Которого вы не знаете: Он-то, идущий за мною, но Который стал впереди меня; я не достоин развязать ремень у обуви Его". Трудно было назвать более черную и более присущую рабу работу, чем эта. Развязывание ремней обуви было чисто рабской работой. У раввинов была пословица, что ученик может делать для учителя все, что делает слуга, но он не должен развязывать ему обувь. Это была уже слишком лакейская работа даже для ученика. Таким образом, Иоанн Креститель сказал: "Идет Некто, Которого даже рабом я недостоин быть". Надо понимать, что к этому времени уже состоялось крещение Иисуса, при котором Иоанн узнал Его. И потому Иоанн Креститель говорит: "Царь грядет, и потому вы должны быть очищены так же, как и всякий язычник. Приготовьтесь к тому, что Царь войдет в каждую жизнь".

В задачу Иоанна Крестителя входило лишь подготовить путь. Все его величие было отражением величия Того, Чей приход он возвещал. Иоанн Креститель - величайший пример человека, готового совершенно стушеваться, чтобы только все могли видеть Иисуса. В себе же он видел лишь перст, указывающий на Христа. Дай Бог и нам милость забыть себя и помнить лишь Христа!

29-31

Агнец Божий (Иоан. 1,29-31)

Здесь перед нами второй день этой столь важной в жизни Иисуса недели. К этому времени ушли в прошлое Его крещение и Его искушения, и Он был готов взяться за дело, для выполнения которого пришел в мир. И мы вновь видим в четвертом Евангелии, что Иоанн Креститель добровольно и искренне отдает должное Иисусу. Он дает Иисусу титул Агнец Божий, ставший неотъемлемым элементом религиозного языка. О чем думал Иоанн Креститель, когда он назвал Его так? Имеется, по крайней мере, четыре картины, которые могли найти здесь свое отражение.

1. Вполне возможно, что Иоанн Креститель имел в виду пасхального агнца: праздник Пасхи был не за горами (Иоан. 2,13). Согласно рассказам о первой Пасхе кровь заколотого ягненка защитила дома иудеев в ночь исхода из Египта (Исх. 12,11-13). В ту ночь, когда ангел смерти проходил повсюду, поражая всякого первенца в земле египетской, иудеи помазали косяки и перекладины дверей своих домов кровью заколотого агнца, с тем, чтобы ангел, увидев этот знак, проходил мимо. Кровь агнца спасла всех первенцев иудеев от гибели. Было высказано предположение, что как раз в тот момент, когда Иоанн Креститель увидел Иисуса, рядом проходило стадо ягнят, которых гнали из сельских районов в Иерусалим для жертвоприношения в праздник Пасхи. Кровь пасхального агнца освободила в Египте иудеев от смерти, и, возможно, что Иоанн Креститель сказал этим: "Вот та подлинная жертва, Которая может освободить вас от смерти". Павел тоже видел в Иисусе Пасхального Агнца (1 Кор. 5,7). Такое освобождение может дать нам только Иисус Христос.

2. Иоанн Креститель был сыном священника и должен был знать все храмовые обряды и жертвоприношения. Каждое утро и каждый вечер в Храме приносили в жертву агнца за грехи народа Израилева (Исх. 29,38-42). Эти жертвы приносили каждый день с тех пор, как стоял Храм; даже когда люди умирали с голоду на войне или в осажденном городе, они не забывали приносить в жертву агнца, пока в 70 г. не был разрушен Храм. Может быть, Иоанн Креститель хотел этим сказать: "В Храме каждый вечер и каждое утро приносят в жертву агнца за грехи народа, но лишь сей Иисус может полностью освободить людей от греха".

3. У пророков тоже есть два упоминания образа агнца. Пророк Иеремия писал: "А я, как кроткий агнец, ведомый на заклание" (Иер. 11,19). И у пророка Исаии есть великая картина Того, Кто "как овца, веден был... на заклание" (Ис. 53,7). У обоих этих пророков было видение Того, Кто своей любящей жертвой и своими безропотными страданиями искупит Свой народ. Может быть, Иоанн Креститель говорит этим: "Ваши пророки мечтали о Том, Кто должен любить, пострадать и умереть за народ. Вот Он пришел". Изложение в Ис. 53 впоследствии станет для Церкви одним из самых драгоценных в Ветхом Завете предсказаний пришествия Иисуса Христа. Вполне возможно, что первым увидел это Иоанн Креститель.

4. Был еще один хорошо известный иудеям символ, хотя нам он может показаться очень странным: на время между Ветхим и Новым Заветами приходятся дни великой борьбы Маккавеев. В те дни агнец, и, в частности, агнец с рогами был символом великого победителя. Иуду Маккавея описывают так же, как в свое время описывали царей Давида и Соломона. Агнец - хоть это и может показаться нам очень странным - был символом победоносного борца за дело Божие. Вполне может быть, что это вовсе не картина нежности и беззащитной слабости, но образ побеждающей и величественной силы. Иисус - борец за дело Божие, сражавшийся с грехом и победивший его в единственном бою.

Агнец Божий - в этих словах есть нечто удивительное и поразительное; это выражение встречается в Откровении двадцать девять раз. Это имя стало одним из сокровеннейших титулов Христа: в одном слове выражены любовь, жертвенность, страдание и триумф Христа. Иоанн Креститель говорит, что он не знал Иисуса, хотя он был Его родственником (Лук. 1,36) и должен был быть знаком с Ним; этим он, может быть, не хотел сказать, что не совсем не был знаком с Иисусом, но что он не знал, кто Он такой: ему внезапно открылось, что Иисус - Сын Божий.

Иоанн Креститель еще раз совершенно ясно формулирует свою задачу: он должен указать людям на Христа; он сам - ничто, а Иисус - все. Иоанн Креститель сам не претендовал ни на величие, ни на особое место; он открывал занавес, чтобы оставить Иисуса одного в центре сцены.

32-34

Сошествие Духа (Иоан. 1,32-34)

Во время крещения Иисуса произошло нечто такое, что бесповоротно убедило Иоанна Крестителя в том, что Иисус - Сын Божий. Много столетий тому назад отцы Церкви считали, что это должно было бы быть нечто такое, что можно постичь лишь духом. Но Иоанн Креститель видел это воочию и был убежден в этом.

В Палестине голубь был священной птицей: на него не охотились и его не употребляли в пищу. Филон Александрийский приводит число голубей в Аскалоне - городе на восточном берегу Средиземного моря. Их было запрещено ловить и убивать, и они были прирученными. В Быт. 1,2 читаем о созидающем Духе Божием, носившемся над водами. Раввины говорили, что Дух Божий носился подобно голубю над первозданным хаосом, вдыхая в него порядок и красоту. Иудеи знали и любили символ голубя.

И именно при крещении Дух в силе снизошел на Иисуса. Надо помнить, что в это время еще не было христианского учения о Духе Святом: до этого нам надо еще подождать до последних глав Евангелия от Иоанна и до Пятидесятницы. Иоанн Креститель, говоря о Духе, должно быть, мыслил в иудейских категориях. А как представляли себе иудеи Духа?

Дух по-древнееврейски руах, что значит ветер. У иудеев было три представления о Духе. Дух - как сила, подобная мощному стремительному ветру; Дух - как жизнь, как источник существования человека; и Дух Божий. Дух как сила и как жизнь был вне досягаемости человеческих усилий и стремлений; в человеческую жизнь приходил Дух Божий, и, прежде всего, направлял, вдохновлял пророков. "А я исполнен силы Духа Господня, правоты и твердости, чтобы высказать Иакову преступление его и Израилю - грех его" (Мих. 3,8). Бог говорит Исайи: "Дух Мой, Который на тебе, и слова Мои, которые вложил я в уста твои" (Ис. 59,21), "Дух Господа на мне, ибо Господь помазал меня исцелять сокрушенных сердцем" (Ис. 61,1). "Я дам вам сердце новое и дух новый дам вам... Я вложу внутрь вас дух Мой" (Иез. 36,26.27). Можно сказать, что Дух Божий оказывал на человека, на которого Он нисходил, троякое воздействие: во-первых, Он приносил человеку правду Божию; во-вторых, Он давал человеку способность узнавать эту правду, когда тот видел ее; и, в-третьих, Он давал человеку способность и мужество проповедовать эту правду людям. В представлении иудея Дух был сошествием Бога в жизнь человека.

В момент крещения Иисуса Дух снизошел на Него не так, как Он сходил на других людей: у других это были периодические моменты особого переживания и необыкновенного просветления, необыкновенной силы и необыкновенных способностей, сверхчеловеческого мужества. Но эти моменты приходили и уходили. Иоанн Креститель дважды (1,32.33) подчеркивает, что Дух пребывал на Иисусе: это не было минутным вдохновением. Дух избрал Иисуса Своим постоянным обиталищем. Другими словами, разум и сила Божий были уникальны в Иисусе.

Отсюда мы можем узнать многое из того, что значит слово крещение. Греческое слово баптицейн означает погружать или опускать. Так погружают одежду при крашении, судно может погрузиться под волны. Это слово может быть употреблено и по отношению к человеку настолько пьяному, что он весь пропитан спиртным. Заявляя, что Иисус будет крестить Духом Святым, Иоанн Креститель подразумевает, что Иисус может так донести до нас Божий Дух, что мы будем пропитаны им, а жизнь наша и существо наше будут наполнены Духом.

Ну, а какое значение имело это крещение для Иоанна Крестителя? Его крещение имело двоякое значение: оно очищало, человек отмывается от приставшей к нему нечистоты; оно посвящало - человек вступал в новую и совершенно иную жизнь. А крещение Иисуса было крещением Духа. Если мы вспомним иудейскую концепцию Духа, то мы сможем сказать, что, когда Дух нисходит на человека, приходит следующее.

1. Жизнь его освящается: он обретает знание Бога и воли Божией, он знает, в чем заключаются цели Божий, что такое жизнь и в чем заключается его долг в жизни. К нему пришла мудрость Божия и Свет Божий.

2. Жизнь его обретает крепость и силу. Знание без силы - навязчивая, но тщетная вещь, а Дух дает нам не только знание того, что правильно, но и силу поступать правильно. Дух дает нам торжествующую способность строить жизнь.

3. Жизнь его очищается. Крещение Христа Духом будет, по словам Иоанна Крестителя, крещение огнем (Мат. 3,11; Лук. 3,16). В огне сгорают все порочные мысли и поступки, низкопробные примеси, пока человек не очистится физически и духовно.

Очень часто наши молитвы являются богословски и литургически формальными, но когда мы знаем, о чем мы молимся, молитва становится отчаянным криком души.

35-39

Первые ученики (Иоан. 1,35-39)

В Писании нет, пожалуй, другого отрывка, где было бы столько же интересных и многозначительных деталей.

Мы видим опять Иоанна Крестителя, указывающего на Иисуса. Он, должно быть, хорошо понимал что, говоря так об Иисусе со своими учениками, он как бы предлагает им оставить его и обратить свою верность на нового и более значительного Учителя, и все же он сделал это: в Иоанне Крестителе не было ревности; он пришел призвать людей не к себе, а к Иисусу. Нет ничего труднее, как занять второе место, когда ты уже был первым. Но как только на сцене появился Иисус, у Иоанна Крестителя была только одна мысль - послать людей к Нему.

И вот двое из его учеников последовали за Иисусом. Вполне возможно, что они были слишком застенчивы, чтобы прямо обратиться к Нему, и потому следовали за ним на значительном расстоянии. И тут Иисус сделал нечто совершенно особенное: Он обернулся и заговорил с ними; другими словами, Он пошел им навстречу, Он облегчил им задачу; Он открыл им дверь, чтобы они могли войти.

И это символ Божественного почина: первый шаг всегда делает Бог. Когда ум человека начинает искать, а сердце - алкать, Бог идет навстречу больше чем до полпути. Бог не заставляет человека в одиночестве доходить до Него, Он идет ему навстречу. Как сказал Аврелий Августин, мы бы еще даже и не начали искать Бога, если бы Он уже давно не нашел нас. Когда мы идем к Богу, мы идем не к Тому, Кто прячется и держится на расстоянии, мы идем к Тому, Кто стоит в ожидании и даже берет инициативу в Свои руки, направляясь нам навстречу.

Иисус начал с того, что задал молодым людям самый важный в жизни вопрос: "Что вам надобно?" В эпоху Иисуса в Палестине было вполне уместно задать человеку такой вопрос. Может быть это законники, ищущие, подобно книжникам и фарисеям, утонченных и заумных разговоров о мелких аспектах закона; или честолюбивые приспособленцы, ищущие, подобно саддукеям, положения и власти; или националисты, ищущие, подобно зилотам, политического деятеля и военачальника, который разгромит мощь оккупанта - Рима? А может быть это скромные набожные люди, ищущие, подобно многим другим истинного Бога или изъявления воли Божией или же просто озадаченные благоразумные люди, ищущие свет на пути жизни и прощения Божия?

Было бы хорошо, если бы мы иногда задавали себе этот вопрос: "А что мне нужно? Каковы мои цели? Чего я хочу от жизни?"

Иные ищут безопасности. Они хотели бы занимать прочное и надежное положение, иметь достаточно денег для удовлетворения жизненных потребностей, да чтобы оставалось еще отложить на черный день, когда станет трудно, то есть ищут материальной безопасности, которая избавит их от забот о будничном и повседневном. Это неплохая цель, но это мелкая цель, недостойная того, чтобы ради нее жить, ибо, в конечном счете, в случайностях и превратностях жизни нет ничего надежного.

Иные ищут, как они это называют, карьеры: власти, положения, престижа, места, - на что, как им кажется, они имеют право благодаря своим способностям и талантам; иные же ищут возможность делать ту работу, которую, как им кажется, только они могут делать. Если они стремятся к этому всему из честолюбия, то это плохая цель; если же ими движет желание служить собратьям, то это может быть высокая цель. Но этого одного недостаточно, потому что такая цель ограничена во времени и исключительно этим миром.

Некоторые же люди ищут мира, покоя, что позволило бы им жить в мире с собой с Богом и с людьми: это поиски Бога. Только такие поиски может одобрить Иисус и помочь в них.

Ученики ответили Иисусу, что хотят знать, где Он живет; они назвали Его "равви", что в древнееврейском буквально значило "учитель мой", "мой великий господин". Так почтительно называли ученики и искатели знаний своих учителей и мудрецов. Евангелист Иоанн писал для греков, и он знал, что они не знают этого древнееврейского слова, и потому перевел его для них греческим дидасколос, учитель. Молодыми людьми, когда они задавали свой вопрос двигало не любопытство: они давали понять, что не собираются говорить так, мимоходом, на дороге - лишь бы обменяться, как случайные знакомые, парой слов. Они хотели посидеть с Ним подольше, изложить свои проблемы и свои заботы. Человек, собирающийся стать учеником Иисуса, никогда не будет удовлетворен словом между прочим: он хочет встретиться с Иисусом не как со случайным знакомым, а как со своим Другом в своем или в Его доме.

Иисус ответил: "Пойдите и увидите". Иудейские раввины имели привычку употреблять эту фразу в процессе обучения. Они говорили: "Ты хочешь знать ответ на этот вопрос? Ты хочешь знать решение этой проблемы? Приходи и посмотрим (пойди и увидишь), и подумаем об этом вместе". Говоря: "пойдите и увидите", Иисус не просто пригласил их зайти поговорить, но и прийти и найти то, что только Он мог открыть им.

Иоанн, писавший Евангелие, заканчивает абзац словами: "Было около десятого часа". Очень вероятно, что он был одним из этих двух, раз он так пишет. Он мог сказать, в каком часу дня он встретил Иисуса и, несомненно, мог показать даже камень, у которого стоял тогда. Весной, в десять часов (в четыре часа пополудни), в Галилее для Иоанна началась новая жизнь.

40-42

Разделившие славу (Иоан. 1,40-42)

В русской Библии сказано, что Андрей "первый находит брата своего Симона". Есть две редакции этого места в греческих списках. В одной версии стоит протон, что значит первый, и она-то и взята для русского перевода. В других списках стоит слово прой, что значит рано поутру. Мы предпочитаем второй вариант, потому что он лучше подходит для рассказа о втором дне. Как мы установили, эти стихи повествуют о первой неделе, в общественном служении Иисуса. В этом случае можно считать, что это событие произошло на другой день после знакомства.

Иоанн объясняет древнееврейское слово, чтобы помочь своим греческим читателям понять текст лучше. Мессия - это то же, что Христос: Мессия по-древнееврейски, Христос - по-древнегречески, и то и другое значит помазанный. В древнем мире, как впрочем, еще и ныне, например, в Англии, царей и королей при короновании помазывали маслом. И Мессия и Христос значат помазанный Богом Царь.

Мы не очень много знаем об Андрее, но уже то немногое, что нам известно, показывает его характер: он один из самых примечательных из всех апостолов. Его отличают две замечательные черты характера.

1. Андрей отличается тем, что был готов быть вторым. Его неоднократно называют братом Симона Петра. Совершенно очевидно, что он жил в тени, которую отбрасывал Петр. Люди могли не знать, кто такой Андрей, но все знали Петра, и, говоря об Андрее, люди определяли его как брата Петра. Андрей не был членом кружка ближайших учеников Иисуса. Когда Иисус исцелил дочь Иаира, когда Он поднимался на гору Преображения, когда Он был искушаем в Гефсиманском саду - он брал с Собой Петра, Иакова и Иоанна. Это могло бы обидеть Андрея: разве не был он одним из первых учеников, последовавших за Иисусом? Разве не мог он ожидать более высокого положения среди учеников? Но все это Андрею даже в голову не приходило. Он был готов оставаться на втором плане, когда брат его стоял в центре внимания; он был готов играть скромную роль среди Двенадцати. Андрей не придавал никакого значения проблемам первенства, места и почестей; важно было одно - находиться рядом с Иисусом и служить Ему по мере сил. Андрей - пример для всех тех, кто скромно, верно и бескорыстно занимает второе место.

2. Андрей отличался тем, что всегда представлял других Иисусу. Во всем Евангелии Андрей всего три раза попадает в центр внимания и именно в этой ситуации. Он представляет Иисусу Петра; он приводит к Иисусу мальчика с пятью хлебами и двумя рыбами (Иоан. 6,8.9); он приводит к Иисусу эллинов (Иоан. 12,22). Андрею доставляло величайшую радость привести кого-нибудь к Иисусу. Он представляется нам человеком, который хочет только разделить славу. Он - человек с сердцем миссионера. Подружившись с Иисусом, он всю остальную жизнь заботился о том, чтобы подружить с Ним других. В Андрее мы видим великий пример человека, который не стремился сохранить Иисуса исключительно для себя.

Когда Андрей привел к Иисусу Петра, Иисус посмотрел на Петра; Иоанн употребил здесь слово емблепейн, что значит внимательный, сосредоточенный, проницательный взгляд, который видит не только внешнее, лежащее на поверхности, но и читает в человеческом сердце. Увидев Симона, как его тогда звали, Иисус сказал: "Ты - Симон... ты наречешься Кифа, что значит: "камень" (Петр)".

В древнем мире почти у каждого человека было два имени: ибо греческий язык был всеобщим языком, и еще у каждого было имя на родном языке, которым его называли ближайшие друзья. Так Фома было арамейским, а Дидим - греческим вариантом имени Близнец; Тавифа - арамейским, а Дорка - греческим вариантом имени Серна. Иногда греческое имя выбирали потому, что оно звучало как арамейское: человек, которого дома звали Елиаким или Авель, мог стать Алкимом или Апеллесом для своих греческих знакомых; таким образом, Петр и Кифа это не разные имена - это две формы одного имени на двух языках.

В Ветхом Завете изменение имени всегда следовало за изменением отношений с Богом. Так, например, Иаков стал Израилем (Быт. 32,28), а Аврам - Авраамом (Быт. 17,5), когда они вступили в новые отношения с Богом. Вступая в новые отношения с Богом, человек как бы вступает в новую жизнь, он становится новым человеком, и потому ему нужно новое имя.

Но в этой истории есть один очень важный момент: она показывает нам как Иисус смотрит на людей. Он видит не только, что человек из себя представляет, Он видит, кем этот человек может стать; Он видит не только реальное состояние, но и возможности. Взглянув на Петра, Иисус увидел в нем не только рыбака-галилеянина, но также и камень, один из первых в величественном здании церкви. Иисус видит нас не только такими, какие мы есть, но и такими, какими мы можем быть, и Он говорит: "Дай Мне твою жизнь и Я сделаю из тебя то, что в тебе заложено".

Когда однажды великого итальянского скульптора, живописца и архитектора Микеланджело увидели откалывающим зубилом от огромного бесформенного куска мрамора и спросили, что он делает, Микеланджело ответил: "Освобождаю ангела, заключенного в этом мраморе". Иисус видит в каждом скрытого в нем героя и может освободить его.

43-51

Приход Нафанаила (Иоан. 1,43-51)

Теперь Иисус оставляет юг и идет на север, в Галилею. Там, возможно в Кане, Он нашел и призвал Филиппа; Филипп, как и Андрей, не мог скрывать узнанную им благую весть. Французский богослов Годе (1812-1900 гг.) сказал так: "От одного горящего светильника можно зажечь другой". Филипп пошел и увидел своего друга Нафанаила и рассказал ему, что нашел в Иисусе из Назарета давно обещанного Мессию. Нафанаил отнесся к этому скептически: в Ветхом Завете не было ничего в пользу того, что Избранник Божий придет из Назарета. Назарет был ничем не примечательным местом. Нафанаил сам происходил из Каны, другого галилейского города, а в сельской местности соперничество между городами и между деревнями всегда занимает большое место, и потому Нафанаил тут же заявил, что Назарет не такое место, из которого может прийти что-нибудь хорошее. Филипп со своей стороны, был мудрее, он не стал спорить с Нафанаилом, а просто сказал: "Пойди и посмотри!"

Людей не часто удается заинтересовать христианством с помощью аргументов. Аргументы иногда приносят больше вреда, чем пользы. Единственный надежный способ показать человеку истину об Иисусе заключается в том, чтобы дать возможность ему встретиться со Христом.

Будет справедливо сказать, что людей ко Христу привлекли не доказательства и философские рассуждения в проповедях, а изложение самой истории жизни и деятельности Христа.

Рассказывают, как однажды в конце прошлого века английский писатель и агностик Олдос Хаксли проводил время в гостях в загородном доме. В воскресенье большинство гостей собралось в церковь. Хаксли и не думал пойти с ними, но неожиданно подошел к одному человеку, известному своей простой и светлой верой, и сказал ему: "Может быть, вы тоже не пойдете сегодня в церковь и поведайте мне, что значит ваша христианская вера и почему вы вообще христианин?" "Но, - ответил простой человек, - вы же в момент опровергнете мои аргументы". "Я вовсе не хочу спорить с вами, - сказал Хаксли, - я просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что для вас значит этот Христос". Человек этот остался дома и самым простым языком рассказал Хаксли о своей вере. Когда он кончил свой рассказ, в глазах Хаксли стояли слезы. "Я отдал бы свою правую руку, - сказал он, - если бы я только мог поверить в это".

Сердце Хаксли тронул вовсе не умный довод. Он мог начисто и сокрушительно "разделаться" с любым доводом, который способен был привести этот простоватый христианин, но искреннее изложение представления о Христе тронуло его сердце. Самый лучший довод это сказать людям: "Пойдемте, посмотрим!" Совершенно очевидно, что мы сперва должны знать Христа сами, прежде чем мы можем приглашать других прийти к Нему. Проповедник сперва должен сам встретиться с Христом.

Явился Нафанаил и Иисус увидел его сердце. "Вот, - сказал Иисус, - подлинно Израильтянин, в котором нет лукавства". Такая похвала Иисуса пришлась бы по душе каждому богобоязненному иудею: "Блажен человек, которому Господь не вменит греха и в чьем духе нет лукавства" (Пс. 31,2).

Нафанаил был удивлен, услышав такую оценку из уст человека, знавшего его так недолго, и спросил, откуда Иисус вообще может знать его. Иисус сказал ему на это, что видел его под смоковницею. Что же это значило? У иудеев смоковница была символом мира и покоя. Под покоем они понимали состояние, когда человек может спокойно сидеть под своей виноградною лозою и под своею смоковницей (ср. 3 Цар. 4,25; Мих. 4,4). Кроме того, у смоковницы много листвы и она дает много тени, и потому иудеи имели обыкновение сидеть и размышлять под шатром из ее ветвей. Вне всякого сомнения, Нафанаил так и проводил свое время. Он, сидя под смоковницей, возможно, молил Бога о дне, когда придет Избранный Божий. Он, конечно, размышлял о заповедях Божиих, и вот он почувствовал, что Иисус видел в тайниках его сердца.

И Нафанаила удивило не столько то, что Иисус видел его под смоковницей, сколько то, что Он читал мысли в глубине его сердца, и Нафанаил сказал про себя: "Вот человек, который понимает мои мечты! Вот человек, который знает мои молитвы! Вот человек, который видел мои самые затаенные и сокровенные желания, которые я сам никогда и не посмел бы выразить в словах! Вот человек, который может толковать самый невнятный вздох моей души! Это может быть обещанный Богом Помазанник и никто другой". Нафанаил навсегда покорился Тому, Кто читал в сердце, понимал его, удовлетворил и исполнил тайну его сердца.

Вполне возможно, что Иисус улыбался. Он напомнил старую историю об Иакове, видевшем во сне лестницу, восходящую к небу (Быт. 28,12.13). Иисус как бы говорил: "Нафанаил, Я могу не только читать в твоем сердце, Я могу быть для тебя и для всех людей дорогой, лестницей, ведущей в небо". Только через Иисуса и только через Иисуса одного, души людей могут подняться по лестнице, ведущей на небо.

Но в связи с этим отрывком встает вопрос: кто такой Нафанаил? В четвертом Евангелии он стоит среди первых учеников, в трех других Евангелиях его имя вообще не упоминается. Это пытались объяснить по-разному.

1. Было высказано предположение, что это не реальная, а идеальная фигура, символизирующая всех истинных иудеев, порвавших узы национальной гордости и предрассудков и посвятивших себя Иисусу Христу.

2. Многие на том же самом основании утверждали, что он символизирует Павла или любимого ученика. Павел был великим примером иудея, принявшего Христа, а любимый ученик был образом идеального ученика. Поэтому предполагается, что Нафанаил символизирует идеал, что это образец, а не человек. Если бы Нафанаил больше никогда бы не упоминался вообще, то это могло бы быть правдоподобным, но Нафанаил упоминается еще раз в Иоан. 21,2, а там и намека нет на идеал.

3. Его отождествляли с Матфеем, потому что оба эти имени - и Матфей, и Нафанаил - имеют одно значение: дар Божий. Мы уже отмечали, что в те времена люди имели часто два имени - одно греческое, а другое - иудейское, но в этом случае оба - и Матфей и Нафанаил - иудейские.

4. Но есть простое объяснение. Нафанаила привел к Иисусу Филипп. Имя Нафанаила ни разу не упоминается ни в одном из других трех Евангелий, а в четвертом Евангелии ни разу не упоминается имя Варфоломея. А в списках учеников в Мат. 10,3 и Мар. 3,18 имена Филиппа и Варфоломея стоят рядом, как будто было естественно и необходимо связывать их вместе. Более того, Варфоломей - это действительно второе имя - оно значит: сын Толмея или Птолемея. У Варфоломея должно было быть другое имя и поэтому весьма вероятно, что Варфоломей и Нафанаил - одно и то же лицо, но под разными именами.

Как бы там ни было, Нафанаил символизирует иудеев, сердце которых было очищено от гордыни и предрассудков, и которые видели в Иисусе Того, Кто утоляет жажду их сердца.