Глава 14

1

Уважение к сомневающимся (Рим. 14,1)

В настоящей главе Павел рассматривает особую случайную проблему в Римской Церкви, но с ней Церковь сталкивается постоянно, постоянно требуя решения. В Римской церкви, очевидно, были два направления. Сторонники одного направления верили, что с христианской свободой несообразны все прежние запреты, что прежние законы о пище и еде стали неуместными, что смысл христианства не заключается в соблюдении какого-либо дня или дней. Павел ясно показывает, что именно такова точка зрения христианской веры. Но, с другой стороны, имелись и такие, которые были полны сомнений; они считали, что есть мяса не полагается, и верили в строгое соблюдение субботы. Павел называет такого крайне сомневающегося человека - человеком немощного в вере. Что подразумевает он под этим? Такой человек слаб в вере по двум причинам.

1) Он ещё не познал значения христианской свободы; Душе своей он всё ещё является законником, и видит в христианстве тоже комплект правил и установок.

2) Он ещё не освободился от веры в эффективность деяний человеческих. В сердце своём он верит, что он может получить благорасположение Бога, выполняя определённые вещи и воздерживаясь от других. В сущности, он ещё пытается заслужить правильные отношения с Богом и ещё не вступил на путь милосердия, всё ещё думая больше о том, что он может сделать для Бога, нежели о том, что сделал Бог для него.

Павел наставляет более сильных в вере братьев принимать в свою общину такого человека, и не пытаться осаждать его постоянными порицаниями.

Эта проблема была актуальна не только во времена Павла. Ещё и в наши дни в Церкви имеются две точки зрения. С одной стороны имеется более свободомыслящая точка зрения, которая не видит ничего плохого во многих вещах и согласна с тем, что многие невинные развлечения могут практиковаться в христианской Церкви. Но существует также и более узкая точка зрения, которая считает многие соизволения, в которых свободомыслящие не видят никакого зла, оскорбительными.

Павел полностью сочувствует более свободному взгляду; но, одновременно он говорит, что, если один из таких слабых братьев придёт в христианскую церковь, его следует принять с братским сочувствием. В отношениях с братьями более узкой точки зрения следует особенно избегать трёх опасностей:

1) Следует избегать раздражения. Нетерпеливые приставания ни к чему не ведут. Насколько бы ни отличалась наша точка зрения, мы должны пытаться познакомиться с его точкой зрения и понять её.

2) Следует избегать насмешек. Всякий человек почувствует себя уязвлённым, если смеются над тем, что для него ценно. Смеяться над убеждениями другого человека - большой грех. Они даже могут быть скорее предрассудками, нежели верою: но никто не должен смеяться над тем, что другие считают священным. Кроме того, смех никогда не побудит другого человека занять более широкую точку зрения: это скорее приведёт к тому, что он решительней замкнётся в свою непреклонность.

3) Следует избегать также презрения. Было бы совершенно неправильно рассматривать человека, стоящего на более строгой позиции, как старомодного чудака, взгляды которого можно презирать. Взгляды человека - это его личное дело и их следует уважать. Не следует ожидать добродушного расположения человека к нашим взглядам, если у нас нет подлинного уважения к его взглядам. Из всех отношений к нашему собрату, самым нехристианским является презрение.

Прежде чем оставить этот стих, следует отметить, что возможен и такой его перевод: "Немощного в вере принимайте, но не вступайте с ним сразу в обсуждение вопросов, могущих вызвать сомнения". Есть люди, вера которых столь сильна, что никакие споры и вопросы не могут поколебать её. Но есть и такие, вера которых слаба и умные рассуждения лишь напрасно тревожат её.

Вполне возможно, что в наш век слишком уж любят обсуждать и спорить. Произвести впечатление, что христианство состоит лишь из серии спорных вопросов и ответов - пагубно. "Мы уже поставили все вопросы, которые можно поставить", говорил английский писатель Гильберт Кейт Честертон, "пора прекратить поиски вопросов и искать ответы". "Скажите мне, в чём вы уверены", говорил Гёте, "сомнений же у меня хватает". Есть одно хорошее правило, которого надо придерживаться, чтобы любое обсуждение не зашло в тупик: даже если это отчаянный спор или обсуждались вопросы, на которые нет определённого ответа, обсуждение должно заканчиваться утвердительной посылкой. Многие вопросы могут оставаться без ответа, но некоторая доля уверенности должна остаться непоколебимой.

2-4

Терпимость ко взглядам другого человека (Рим. 14,2-4)

Здесь находит отражение один из насущных спорных вопросов Римской церкви. В ней были такие, которые относительно еды вообще не соблюдали никаких законов и запретов и ели всё; но были и те, которые сознательно воздерживались от употребления мяса и ели только овощи. В древнем мире было много сект и религий, соблюдавших строжайшие законы относительно пищи. То же делали иудеи. В Левит 11 приведён список животных, которых позволено и которых нельзя есть. Одна из сект иудеев - ессеи - отличались особой строгостью: у них были общинные обеды, перед которыми они купались и переодевались в особые одежды. Пища должна была быть приготовлена только жрецами, иначе они не могли есть её. У пифагорейцев тоже были свои особые законы относительно пищи. Пифагор учил, что душа человека - падшее божество, обречённое пребывать в теле как в могиле. Он верил в перевоплощение, вследствие чего душа может пребывать в человеке, животном, в растении, в бесконечной цепи бытия. Освобождение от этой цепи бытия было найдено в достижении абсолютной чистоты и дисциплины; а эта дисциплина включала в себя молчание, учение, самоанализ и воздержание от скоромного. Почти в каждой христианской общине можно было встретить людей, соблюдавших особые законы и запреты в еде.

И вот та же проблема. Внутри церкви имелось более строгое и более свободное направление. Павел метко указывает на грядущую опасность. Можно было предполагать, что более умеренная часть христиан будет презирать щепетильность более строгой части, и, ещё вероятней, что последняя строго осудит то, что, по их мнению, является распущенностью в более умеренной части. Эта ситуация такая же реальная и опасная для Церкви и в наше время.

Для того, чтобы разрешить её, Павел устанавливает важный принцип: никто не имеет права осуждать слугу другого человека. Слуга ответствен лишь перед своим господином. Но все люди - слуги Божии. Нам не приличествует судить, ещё менее осуждать их. Это право принадлежит исключительно одному Богу. Не нашим осуждением осуждается человек, но лишь Божьим. И, продолжает Павел, если человек честно живёт в соответствии со своими принципами, Бог может оправдать его.

Многие церковные общины раздвоены, потому что придерживающиеся более свободных взглядов гневно презирают тех, которых они считают несгибаемыми консерваторами; а также потому что люди, придерживающиеся более строгих взглядов, склонны осуждать тех, кто делает то, что по мнению первых является неправильным. У нас нет права осуждать друг друга. "Я умоляю вас милосердием Христа", сказал Кромвель в своё время упорным шотландцам, "подумайте ведь и о том, что и вы можете ошибаться". Мы должны устранить из нашей церкви как склонность к осуждению, так и презрение к своим собратьям по вере. Оставим осуждение других Богу, а самим нам надо только стремиться сочувствовать другим и понимать их.

5-6

Разные пути к одной цели (Рим. 14,5.6)

Павел затрагивает ещё одну проблему, по которой взгляды более и менее строгих братьев могут расходиться. Представители более непреклонной линии придают большое значение соблюдению особого дня. И это являлось отличительной чертой иудеев. Павел неоднократно был озабочен людьми, которые превращали особые дни в предмет преклонения. В Послании к Галатам (4,10.11), Павел писал: "Наблюдаете дни, месяцы, времена и годы. Боюсь за вас, не напрасно ли я трудился у вас". В Послании к Колоссянам (2,16.17) Павел писал: "Итак, никто да не осуждает вас за пищу, или питие, или за какой-нибудь праздник, или новомесячие, или субботу: Это есть тень будущего, а тело - во Христе". Иудеи сделали себе тиранство из субботы, окружив её дебрями установлений и запретов. В намерения Павла вовсе не входило упразднение дня Господа. Совсем не то, но он боялся, как бы у людей не сложилось впечатление, что сущность христианства состоит лишь в соблюдении одного особого дня.

Христианство - это неизмеримо больше, чем просто соблюдение дня Господа. Мери Слессор, проведшая три долгих года в диких районах Австралии, часто путала дни недели, потому что у неё не было календаря. Однажды она справляла богослужение в понедельник, а другой раз в воскресенье она работала над починкой крыши, потому что она думала, что был понедельник. Но ведь никто не станет утверждать, будто её богослужения стали хуже от того, что она отправляла их в понедельник, или будто она нарушила заповедь, потому что работала в воскресенье. Павел никогда не стал бы отрицать, что день Господа - драгоценный день, но он также настойчиво противился бы тому, чтобы он тоже не стал для христиан таким же тираном, каким была для иудеев суббота. Этот день ни в коем случае не должен становиться предметом поклонения. Мы должны почитать не день, но Того, Кто есть Господь всех дней.

Тем не менее, Павел призывает к взаимоотношению между непреклонными и более гибкими братьями во Христе. Он исходит из того, что как бы ни различались между собой их установки, цель у них одна. Несмотря на различное отношение к особым дням, и те и другие верят в то, что они служат этим самым Богу: садясь за стол, один из них ест мясо, а другой нет, но оба возносят молитву Богу. Нам следует это запомнить. Чтобы попасть из одного города в другой можно выбрать разные пути, при которых каждый километр одного пути может отличаться от того же другого. Павел молит о том, чтобы общая цель объединяла, а различные методы не разобщили нас.

Но Павел настаивает на одном. Какой бы путь или метод человек ни выбрал, он должен быть полностью убеждён в правильности своих действий. Его деяния должны быть обусловлены ни обычаями, ни предрассудками, но единственно убеждениями. Он не должен трудиться лишь потому, что другие это делают; не потому, что в своих деяниях он руководится какой-то системой запретов, а лишь потому, что он продумал их и убедился, что, по крайней мере, для себя, он поступает правильно.

Павел добавил бы к этому ещё: никто да не учреждает свои методы и установки как универсальные стандарты. Это, в действительности, является одним из бедствий Церкви. Люди столь склонны думать, что их путь почитания является единственно верным. Т. Р. Гловер приводит где-то кембриджскую поговорку: "Что бы твоя рука ни хотела сделать - делай это по своему соображению, но помни, что кто-то думает иначе". Важно помнить, что в большинстве случаев уместно иметь свои собственные убеждения; но также важно знать, что и другие имеют право на свои убеждения, без того, чтобы осуждать их за это как грешников и изгоев.

7-9

Невозможность личного уединения (Рим. 14,7-9)

Павел излагает здесь важный факт, что нормально нельзя вести уединённый образ жизни. В мире нет совершенно изолированного человека. Это, действительно, вдвойне верно. Мак-Нил Диксон сказал: "Человек связан как с богами, так и со смертными". Никто не может полностью обособиться от своих собратьев по трём причинам:

1) Он не может освободиться от прошлого. Ни один человек не обязан всем, чем он является, лишь самому себе. "Я являюсь частью всего того, что я встречал", сказал Одиссей. Человек является наследником традиций. Он представляет собой сплав того, чем его предки его сделали. Правда, он и сам добавлял что-то в этот сплав, но и в этом он не начинает на пустом месте. К счастью или к несчастью он начинает с того, что прошлое в нём создало. Незримое облако мудрости не только ведёт его по жизни; оно живёт внутри него. Он не может оторваться от ствола, отростком которого он является и от скалы, из которой он высечен.

2) Он не может обособляться от настоящего. Мы живём в эпоху цивилизации, которая повседневно всё ближе связывает людей между собой. Что бы человек ни делал, оно влияет не только на него одного. Он обладает страшной властью осчастливить других или заставлять их горевать; человек обладает ещё большей властью сделать других добродетельными или плохими. От каждого человека исходит влияние, побуждающее других людей избирать либо возвышенный путь, либо путь низости. Деяния каждого человека имеют последствия, воздействующие более или менее на других людей. Человек завязан в узле жизни, и он не может вырваться из него.

3) Он не может освободиться от будущего. Так как человеку дана жизнь, точно также и он даёт жизнь другим. Он даёт своим детям плотскую жизнь и духовное наследие. Человек не является обособленным, самостоятельным элементом, а звеном в цепи. Рассказывают о юноше, жившем беззаботно и изучавшем биологию. В микроскоп он наблюдал, как живые существа живут, умирают и воспроизводят других - и всё это длится лишь мгновения. Он встал от микроскопа и сказал: "Теперь я вижу, что я являюсь звеном в цепи, и я не хочу больше быть слабым звеном". Наша страшная ответственность состоит в том, что мы оставляем нечто от себя в мире, оставляя нечто от себя в других. Грех был бы намного менее страшным, если бы он затрагивал лишь самого человека, свершившего грех. Ужас каждого греха состоит в том, что он влечёт за собой новую цепь зла, греха и горя в мир.

Ещё менее может человек разорвать свои связи с Иисусом Христом.

1) В этой жизни Христос живо и постоянно присутствует. Нечего говорить о жизни, как будто Христос видел нас: Он видит нас. Вся жизнь проходит перед его глазами. Человек так же не может убежать от Воскресшего Христа, как и от своей тени. Нет места, где бы человек мог спрятаться от Христа; ничто не может быть сделано незаметно.

2) Даже смерть не нарушает этого присутствия: в этом мире мы живём при незримом присутствии Христа; в потустороннем мы увидим Его в зримом присутствии. Смерть - не бездна, на дне которой забвение; она врата к Христу.

Никто не может разобщить себя от окружающей среды. Человек связан со своими собратьями и со Христом узами, которые не разорвут ни время, ни вечность. "Никто из нас не живёт для себя и никто не умирает для себя".

10-12

Люди пред судом Божьим (Рим. 14,10-12)

Есть одна важная причина, почему никто из нас не имеет права судить кого-нибудь другого: мы все стоим перед судом Божиим. Мы являемся не судьями, но сами находимся перед Судом. Чтобы это доказать. Павел цитирует пророка Исаию 45,23.

С этой мыслью согласился бы любой иудей. Существовала поговорка раввинов: "Пусть твоё воображение не обманывает тебя, будто бы могила есть убежище; ибо по необходимости ты зачат и рождён, по необходимости живёшь и умираешь, и по необходимости ты обязан держать отчёт в день страшного суда перед Царём Царей, Святым; да будет благословенно имя Его". Лишь Бог имеет право судить кого-либо; человек же, как подсудимый, не имеет права судить своих собратьев, которые стоят перед тем же Божиим судом.

Как раз до этого Павел рассуждал о невозможности вести всецело обособленный образ жизни. Но раз человек явится совершенно обособленным: когда он станет перед Судом Божиим. Во времена зарождения Римской республики в самом дальнем от Капитолия углу Форума находился трибунал, суд, где городской претор восседал, совершая правосудие. Когда Павел писал своё Послание к Римлянам, одного этого суда было уже недостаточно, и поэтому в больших базиликах, в украшенных колоннами портиках вокруг Форума, восседали мировые судьи и свершали правосудие. Римлянам был хорошо знаком вид человека, стоящего у судейского места перед судьёй.

То же случится с каждым человеком, и пред этим Судом Божиим он должен будет стоять и отвечать один. В этом мире он может иногда воспользоваться заслугами другого человека. Не один молодой человек избежал наказания, воспользовавшись заслугами своих родителей, многие мужья смогли избежать наказания благодаря жёнам или детям; но на Суде Божием человек стоит и отвечает в одиночестве. Когда умирает знатный мира сего, гроб его стоит перед скорбящей общиной, а поверх гроба лежит его академическая мантия и знаки отличия, но всё это он не может взять с собой. Нагими приходим мы в этот мир, и нагими же покидаем его. Мы предстаём пред Богом в страшном одиночестве нашей души; взять с собой мы можем только приобретённый нами характер.

Но и это ещё не вся правда. Мы станем перед Богом не в одиночестве - с нами рядом станет Иисус Христос. Нам не нужно снимать с себя всё: мы можем идти, одетые в его достоинства. Колин Брукс, писатель и журналист, писал в одной из своих книг: "Бог, может быть, добрее, чем мы Его себе представляем. Ведь может быть и так, что в том случае, когда Он не может сказать: "Хорошо, добрый и верный раб!" Он, пожалуй, скажет: "Не волнуйся, мой плохой и неверный раб, не совсем Я возненавидел тебя". Это, правда, странный способ изложения своей веры, но в нём и нечто больше. Дело не в том, что Бог не только не возненавидел нас; но в том, что, будучи грешниками, Он любит нас ради Иисуса Христа. Верно, что одинокими и нагими мы предстанем на суд Христов, но если мы жили с Ним, то и в смерти мы будем стоять с Ним и Он будет нашим Ходатаем перед Богом.

13-16

Человек и сознание его соседа (Рим. 14,13-16)

Согласно учению стоиков есть много такого, что само по себе является адиафора, т.е., нейтральным. Оно может быть хорошим и плохим, в зависимости от применения. В этом большая доля правды. Например, знаток искусства, может рассматривать картину как высокохудожественное произведение, а кто-нибудь другой - как непристойную мазню. Обсуждение определённого вопроса может казаться для одной группы людей интересным, многообещающим и побуждающим к размышлению событием, а для другого - набором еретических, крамольных высказываний и даже богохульством. Один человек может считать вполне допустимыми определённые развлечения и удовольствия, другому же они могут казаться совершенно недозволенными. Более того, есть такие развлечения, которые являются безвредными для одного человека, но могут, в самом деле, погубить другого. Действие само по себе не является ни чистым, ни нечистым. Эти свойства частично определяются человеком, который рассматривает или делает их.

Именно это и хочет выразить здесь Павел. Бывают случаи, в которых сильный в вере человек не видит никакого вреда; но человека более непреклонных взглядов они могут потрясти до основания, а если ещё подстрекать его делать то же самое, то оно больно оскорбит его сознание. Возьмём простой пример. Один человек искренне не видит никакого греха в том, если он в воскресенье играет в определённую игру, и он может быть совершенно прав в этом; но сознание другого человека может быть потрясено этим, и если его побудить и убедить принять участие в игре, то его всё время будет преследовать чувство, что он делает что-то нехорошее.

Совет Павла ясен. Долг христианина - думать о том, как конкретное действие может повлиять не только на него, но и на других. Павел не утверждает, что наше поведение всегда должно определяться взглядами других. Некоторые вопросы являются принципиальными, и здесь человеку самому следует выбирать свой путь. Но большинство дел и действий сами по себе нейтральные, и не являются ни пагубными, ни благочестивыми; иные не относятся к важным вопросам жизни и поведения, но представляют собой дополнительные элементы жизни. Павел убеждён, что мы не должны причинять оскорбления нашим братьям, придерживающимся более строгих взглядов, тем, что сами делаем эти вещи или же побуждаем их к этому.

В жизни следует руководствоваться принципами любви. Тогда мы больше будем думать о нашей ответственности к другим людям, нежели о нашем праве делать то или иное. Мы не имеем никакого права тревожить сознание других людей вопросами, не имеющими важного значения. Христианскую свободу никогда нельзя использовать как оправдание своего пренебрежения к искренним чувствам других. Никакая радость или удовольствие не стоит огорчения, горя или даже гибели, причинённых другому. Августин говаривал, что вся христианская этика может быть выражена в поговорке: "Люби Бога и делай, что хочешь". Это в определённом смысле верно; но христианство состоит не только в любви к Богу, но и в любви к ближнему.

17-20

Опасность христианской свободы (Рим. 14,17-20)

В сущности, Павел касается здесь опасности, вытекающей от злоупотребления христианской свободой. С точки зрения иудея, в христианской свободе содержится и опасность. Вся жизнь его была окружена множеством правил и установлений. Много было чистым, а многое - нечистым; таких-то животных нельзя есть; нужно соблюдать столько законов о чистоте. Обратившись, иудей видел, что много мелких правил было упразднено одним ударом, и опасность состояла в том, чтобы он не рассматривал христианство как свободу делать всё, что ему угодно. Следует помнить, что христианская свобода и христианская любовь идут рука об руку; мы должны твёрдо придерживаться истины, что христианская свобода и братолюбие тесно связаны между собой. Павел напоминает, что христианство - "не пища и питие"; оно заключается в трёх великих понятиях, которые все носят бескорыстный характер.

Во-первых, это праведность, что означает отдавать людям и Богу должное. Главное и первое, что христианин должен своему собрату - это сочувствие и внимание. Как только мы становимся христианином, чувства другого человека становятся для нас более важными, чем наши собственные; христианство означает следующее: поставь других на первое место, а себя на последнее. Мы не можем отдавать человеку должное и одновременно делать, что нам угодно.

Во-вторых, это мир. В Новом Завете мир означает не просто отсутствие беспокойства; это не отрицательная величина, а чрезвычайно положительное состояние: слово мир означает всё, что служит для высшего блага человека.

Иудеи часто думали о мире как о состоянии справедливых отношений между людьми. Если будем настаивать на том, что христианство имеет в виду свободу для каждого делать всё, что угодно, мира никогда нельзя достичь. Христианство единственно состоит в личных отношениях человека с человеком и с Богом. Неоспоримое христианское право на свободу обусловлено христианским обязательством жить в правильных отношениях, в мире с нашими собратьями.

И, в-третьих, - это радость. Христианская радость никогда не эгоистична. Она состоит в том, чтобы сделать не себя счастливым, а других. Так называемое счастье, которое опечалит другого человека, не является христианским. Если человек в своих поисках счастья ранит сердце или оскорбляет сознание другого, то, в конечном результате, такие поиски принесут не радость, а печаль. Христианская радость носит не индивидуальный, а взаимозависимый характер. Христианин радостен лишь тогда, когда он радует других, даже за счёт самоогорчения.

Человек, следующий такому принципу, становится рабом Христа. В этом суть дела. Христианская свобода означает, что мы вольны делать не то, что мы хотим, а что хочет Христос. Человек без Христа становится рабом своих привычек, наслаждений и слабостей. Он, в действительности, не делает того, что ему хочется, а то, к чему побуждают его те страсти, во власти которых он находится. Но как только Христос вселяется в него, человек обретает снова власть над собой, и тогда, и лишь тогда, истинная свобода входит в его жизнь. Тогда он свободен, не чтобы самовольно распоряжаться людьми и вести такой образ жизни, какой ему заблагорассудится по его эгоистической натуре, но он в состоянии проявлять всем людям ту же любовь, которую проявил ему Иисус Христос.

Павел заканчивает тем, что устанавливает для братства христианские цели. Этими целями являются:

1) Мир. Замысел и цель мира в общине состоит в правильных отношениях между братьями во Христе. Церковь, в которой раздоры, ссоры, разделения и измена, лишается права называться церковью. Она не представляет собой части Царствия Небесного, но лишь светское объединение.

2) Построение. Через весь Новый Завет проходит картина церкви-здания. Кирпичами здания этой Церкви являются члены церковной общины. Всё, что ослабляет здание Церкви, направленно против Бога; всё, что укрепляет это здание и делает его более надёжным - от Бога.

Трагедия именно заключается в том, что маловажные проблемы нарушают мир среди братья, то есть, вопросы права и процедуры, прецедента и престижа. В Церкви наступила бы новая эра, если бы мы помнили, что наши права менее важны, нежели наши обязанности, что использование христианской свободы не даёт нам права ранить сердце и сознание других. Если церковь не представляет собой общину людей, которые с любовью уважают друг друга, то это вовсе не церковь.

21-23

Уважение к более слабому собрату (Рим. 14,21-23)

Мы вновь возвращаемся к тому, что нечто может быть позволено для одного человека, но погибелью для другого. Совет Павла очень полезный.

1) Это совет человеку, сильному в вере, который знает, что пища и питие не играют важного значения. Он понимает принцип христианской свободы. Так пусть же эта свобода будет чем-то вроде соглашения между ним и Богом. Он достиг этой ступени веры, и Богу оно ведомо. Но ведь это не является ещё основанием для того, чтобы выставлять напоказ свою свободу и колоть этим глаза человека, не достигшего ещё этой ступени веры. Многие люди настаивали на своём праве пользоваться этой свободой, но когда увидели последствия, жалели об этом.

Человек может прийти к заключению, что христианская свобода даёт ему полное право разумно употреблять алкоголь; и насколько это касается лично его, это может быть безопасным. Но может случиться, что подросток, восхищающийся им, последовал его примеру. И может статься, что для него алкоголь является гибельным зельем. Может ли более зрелый человек продолжать пользоваться своей свободой и далее подавать пример своему молодому обожателю, если это может привести его к гибели? Не следовало бы ему ограничить себя, не ради себя лично, но ради того, кто идёт по его следам?

Несомненно, что сознательное самоограничение ради других - христианский поступок. Если человек не осуществляет на деле своё право, то он может со временем прийти к заключению, что то, что он прежде считал допустимым, привело кого-то к гибели. Несомненно, лучше самоограничение, нежели угрызение совести из-за того, что требуемые вами удовольствия привели другого к гибели. В разных сферах жизни сталкивается христианин с тем, что он должен изучать не только воздействие того или иного на себя лично, но также и на других людей. До определённой степени человек всегда является сторожем брата своего, ответственным не только за себя, но за всех, кто вступает с ним в контакт. "Его дружба нанесла мне вред", сказал Берне о человеке старше его, которого он встретил в Эрвине. Господи, помилуй нас, чтобы никто не мог сказать о нас нечто подобное из-за нашего неправильного понимания христианской свободы!

2) Павел даёт также совет человеку, слабому в вере, человеку с особо щепетильным сознанием. Этот человек может проявить или неповиновение сомнениям, или успокоить угрызения своей совести. Иногда он может делать что-то, потому что все делают так, а он не хочет отличаться от них, и чтобы не выглядеть смешным или непопулярным. Павел утверждает, что человек, поступающий против своего сознания, совершает грех. Если человек считает нечто неблаговидным, то, делая это, он, совершает грех. Нейтральное действие становится благовидным только в том случае, если оно выполняется по обоснованному убеждению. Никто не должен выступать хранителем совести другого; в нейтральных вопросах и действиях совесть каждого человека должна быть для него посредником при определении добра и зла.

24-26

Прославление Господа (Рим. 14,24-26 (Рим. 16,25-27 в других переводах))

Глава четырнадцатая Послания к Римлянам заканчивается литургическим гимном, являющимся одновременно конспектом Евангелия, которое Павел проповедовал и любил.

1) Это евангелие, дающее людям силу устойчивости. "Сын человеческий! стань на ноги твои, и Я буду говорить с тобою", сказал Бог Иезекиилю (Иез. 2,1). Евангелие - это сила, создающая возможность устоять против ударов этого мира и его соблазнов.

Некий журналист описал один доблестный эпизод из Испанской гражданской войны. Маленький гарнизон был осаждён; конец был близок и некоторые хотели сдаться, чтобы сохранить свою жизнь. Другие же настаивали на том, чтобы продолжать борьбу. Вопрос был решён, когда один храбрый человек сказал: "Лучше умереть, стоя на ногах, нежели жить, ползая на коленях".

Жизнь человеческая трудна; иногда человек может быть побеждён и поставлен на колени её ударами. Жизнь полна опасностей, потому что человек может поскользнуться и пасть на местах соблазна. Евангелие есть сила Божия, данная людям ко спасению. Эта сила даёт человеку способность стоять прямо, даже когда жизнь очень трудна и опасна.

2) Это евангелие было Павлу поручено Иисусом Христом. То есть, евангелие берёт своё начало во Христе, и передаётся людьми. Без Иисуса Христа вообще не могло быть Евангелия, но без людей, которые его проповедуют, многие люди вообще не смогли бы услышать Евангелия. Христианский долг состоит в том, что человек, спасённый Христом, должен тут же пойти и найти других для Него. После того как Иисус нашёл Андрея, Иоанн говорит о нём: "Он первый находит брата своего Симона и говорит ему: "Мы нашли Мессию, что значит "Христос" (Иоан. 1,40.41).

Вот они - христианские привилегии и христианский долг. Христианская привилегия состоит в том, чтобы использовать благовествование Божие для себя; христианский долг - возвещать о Нём другим. В известном предании рассказывается, как Иисус после распятия и воскресения вернулся к своей славе ещё с явными признаками Своих страданий. Один из ангелов сказал Иисусу: "Ты, должно быть, ужасно страдал за людей там внизу". "Да, страдал", ответил Иисус. "А все ли они знают о том, что Ты для них сделал?" спросил вновь ангел. "Нет", сказал Иисус, "ещё нет. До сих пор об этом знают лишь некоторые". "А что же Ты сделал, чтобы все знали об этом?" спросил снова ангел.

"Ну, видишь ли, я попросил Петра, Иоанна и Иакова взять это дело на себя и просвещать других, а те других и так далее, пока каждый человек на самой дальней окраине земли не услышит эту благую весть". Ангел сомневался, потому что он хорошо знал, что за ничтожные создания эти люди. "Да", сказал ангел в раздумье, "а что, если Петр, Иоанн и Иаков забудут? А что, если они устанут говорить и свидетельствовать? А что, если где-то в двадцатом столетии люди не смогут рассказывать эту историю Твоей любви к ним? Что тогда? Нет ли у Тебя каких-либо иных планов?" Иисус ответил: "У меня нет иных планов. Я полагаюсь на них". Иисус умер, чтобы дать нам евангелие; и теперь Он рассчитывает на нас в том, что мы донесём его до всех людей.

3) Это евангелие является завершением исторического процесса. Оно существовало в мире на протяжении всех веков, и Христос открыл его миру. Пришествие Христа в мир представляет собой уникальное явление: вечность вторглась в наше время и на землю явился Бог. Приход Иисуса Христа свершил весь исторический процесс и, в то же время, является источником всей последующей истории. После прихода Христа мир уже не мог остаться, каким был. Этот приход представляет собой центральное событие истории человечества, и принято определить исторические даты, считая годы до и после Рождества Христова. Это событие так важно, как будто жизнь на земле началась заново.

4) Это евангелие предназначено для всех людей, и оно всегда предназначалось для всех. Это не евангелие, предназначенное исключительно для иудеев, его распространение между язычниками не явилось случайным фактом. Пророки, очевидно, сами едва осознававшие, что говорили, намекали и вещали, что придёт время, когда все люди всех народов познают Бога. Это время ещё не наступило; но Бог предвидел день, когда знание о Нём также разольётся по земле, как воды заливают моря, и к славе своей человек может помочь осуществлению Божьего промысла.

5) Это евангелие возвещает о послушном мире, Царь в котором Бог. Но эта покорность основана не на подчинении суровому закону, ломающему противящегося ему человека; это покорность, основанная на вере, на подчинении, проистекающей от любви. По Павлу христианин не является человеком, подчинившимся неотвратимой силе; это человек, полюбивший Бога, Бога, любящего человеческие души, и любовь которого проявилась в своём совершенном виде в Иисусе Христе.

Вот как Послание к Римлянам кульминирует хвалебной песней.